Книга Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг. - Николай Платошкин

Ростоу (который имел также должность специального помощника президента) через офицера связи между Советом национальной безопасности (СНБ) и Комитетом начальников штабов (КНШ) вооруженных сил США полковника Лемнитцера обратился к высшему военному руководству США с прямым запросом: какие силы НАТО можно будет использовать для вторжения в Чехословакию? 23 июля он получил ответ: «Силы для возможной интервенции в Чехословакию могут включать одну бригаду США, две французские дивизии и две дивизии ФРГ»[758]. Одну бригаду КНШ хотел выделить лишь потому, что в случае более серьезного американского участия потребовалось бы провести мобилизацию дополнительных сил НАТО, на что ушло бы шесть месяцев.

Таким образом, в США всерьез рассматривали возможность вторжения НАТО в Чехословакию ровно за месяц до ввода войск ОВД.

20 июля госдепартамент и ЦРУ через югославского посла в США подбросили послу ЧССР в Вашингтоне Дуде дезинформацию, что на встрече в Варшаве было «определенно принято решение об интервенции»[759]. США же будут сохранять по отношению к ЧССР «нейтральную» позицию, чтобы не дать Москве повода для военного вмешательства. Когда югославы спросили, не окажут ли США экономическую помощь Чехословакии, если против нее будут введены санкции со стороны СССР, американцы посоветовали обратиться к западноевропейским странам, которые «без сомнения, имеют большие возможности».

24 июля президент США Джонсон собрал все политическое и военное руководство США (госсекретаря, министра обороны, директора ЦРУ и т. д.). На этом совещании Ростоу выразил мнение, что русские не предпримут военных действий против Чехословакии.

Между тем 19 июля на очередном заседании Политбюро ЦК КПСС Брежнев заявил, что в отношениях с Чехословакией наступил новый этап. Время «работает не в нашу пользу, против нас. Сейчас в Праге ждут приезда Чаушеску и Тито, идет разговор о каком-то дунайском сговоре, дунайской встрече».

Брежнев особо отметил, что КПЧ получила поддержку в европейском коммунистическом движении, а итальянская и французская компартии призвали к проведению европейского совещания, где действия ЦК КПЧ могут одобрить. Помимо ФКП и ИКП на сторону ЧССР открыто встали компартии Австралии и Великобритании.

Отсюда следовал вывод: «Возник не только новый момент, но и новые требования к нашим действиям. Возникает один вопрос: все ли мы исчерпали из арсенала политического воздействия, все ли мы сделали до того, как принять крайние меры? Мы и на пленуме заявили о том, что примем все зависящие от нас меры политического воздействия. Если это не даст соответствующего эффекта, только тогда предпримем крайние меры»[760].

Этим осторожным заявлением Брежнев дал понять, что на данном этапе он по-прежнему остается сторонником исключительно политического давления на ЦК КПЧ. С ним согласился Косыгин, который считал, что эффективной формой оказания политического воздействия может стать двусторонняя встреча.

Подобная позиция, однако, не нашла поддержки у большинства членов политбюро. Правда, объектом критики стал не Брежнев, а Косыгин. Члены политбюро и секретариата ЦК Андропов, Устинов, Мазуров, Капитонов считали, что настало время для жестких мер. В конечном счете, политбюро пришло к компромиссному решению: встречу с чехословацкими лидерами рассматривать как последнюю политическую меру воздействия.

Андропов на заседании политбюро говорил Косыгину: «Я считаю, что в практическом плане эта встреча мало что дает, и в связи с этим вы зря, Алексей Николаевич, наступаете на меня. Они сейчас борются за свою шкуру, борются с остервенением. Правые во главе с Дубчеком стоят твердо на своей платформе… Все идет против нас». Косыгин ответил Андропову следующим образом: «Я так хотел бы ответить т. Андропову, я на Вас не наступаю, наоборот, наступаете Вы. На мой взгляд, они борются не за свою собственную шкуру, они борются за социал-демократическую программу. Вот суть их борьбы. Они борются с остервенением, но за ясные для них цели, за то, чтобы превратить на первых порах Чехословакию в Югославию, а затем во что-то похожее на Австрию»[761].

Интересно, что точка зрения Косыгина почти буквально совпала с мнением Кадара, высказанным ранее в Варшаве.

Победило все-таки мнение Брежнева и Косыгина.

В то время как американцы исподволь пугали Прагу советской интервенцией, Брежнев позвонил 19 июля Дубчеку и предложил двустороннюю встречу руководства КПЧ и КПСС. Дубчек не мог с порога ее отвергнуть, так как только что в «Точке зрения Президиума ЦК КПЧ» предлагалось то же самое. В тот же день, 19-го, политбюро прислало предложение в письменном виде (видимо, памятуя тактику формальных проволочек Дубчека в прошлом). Предлагалось встретиться всеми составами политбюро ЦК КПСС и Президиума ЦК КПЧ 22 или 23 июля в Киеве или Львове, если там чехословакам будет удобнее[762].

Но Дубчек, похоже, очень хотел, чтобы встреча не состоялась. Поэтому на Президиуме ЦК КПЧ было решено предъявить СССР условие, казавшееся заведомо невыполнимым, – КПЧ соглашалась на встречу лишь в случае приезда всего советского политбюро в Чехословакию. Можно себе представить, что сказали бы в Белом доме, если бы, например, президент Франции де Голль обусловил свое согласие на встречу с президентом США прибытием всего американского правительства в Париж.

Это условие Дубчек в мемуарах объяснял просто: «Мы не могли игнорировать возраставшие боевые антисоветские настроения в нашей стране и даже внутри коммунистической партии»[763]. Но ведь именно о таких настроениях и писали в своем «варшавском письме» лидеры стран ОВД, а Президиум КПЧ в своей «Точке зрения» все это отрицал. К тому же выходило, что лидер КПЧ, фактически первый человек в стране, был не волен принимать решения вопреки неким «настроениям». При этом неделей раньше он был готов приехать в Москву немедленно, даже ночью, как говорил Кадару.

В Москве все же попытались как-то спасти саму идею встречи и попросили Червоненко выйти на президента ЧССР Свободу, но он поддержал линию Дубчека. Свободу пригласили принять участие в переговорах, но тот поначалу уклонился от ясного ответа.

21 июля Дубчек предложил встретиться в Словакии в городе Кошице, но советское руководство не хотело, видимо, так далеко отъезжать от границы вглубь Чехословакии. Тем не менее в Москве опять пошли на уступки Праге.

В свою очередь, Политбюро ЦК КПСС предложило провести встречу в пограничном словацком городке Чиерна-над-Тиссой. Так как там не было надлежащих гостиниц и залов заседаний, то советская делегация жила и питалась в поезде, который каждый день приезжал утром в Чиерну и каждый вечер после завершения переговоров уезжал обратно в Советский Союз. Поезд состоял из салон-вагонов и спецвагонов повышенной комфортности. От основной магистрали его отделяли еще три состава с охраной и связью, стоявшие в тупиковых ответвлениях железнодорожной магистрали, как и сам состав.