Книга По ту сторону моря - Екатерина Алексеевна Андреева

обернуться и посмотреть в сторону озера. К нам приближалось судно. Чуть загнутые кверху нос и корма, две длинные деревянные палки и привязанные к ним паруса. Оно накрыло нас большой тенью и остановилось на самом краю Большой воды.

– Где лик? – крикнули с судна на общем языке.

– Она здесь! – тут же отозвался Двэйн, махнув рукой.

– Сначала ее, потом всех остальных, – раздался грозный голос, и спустя пару мгновений к нам уже плыла маленькая лодочка.

Две пары мужских рук одним рывком вытащили меня из воды и закутали в теплые одеяла.

– Ты плыви к остальным, – велели они Двэйну и погребли обратно.

Я проводила старшего испуганным взглядом, но промолчала. Я – лик, а лики зря не болтают.

Глава 35

На том берегу у огромной реки

Построены были чудны́е круги.

Они как охрана, они есть Завет,

И каждый из них держит личный обет.

Круг первый – он стражник у кромки реки,

Он видит, друзья кто, а кто им враги.

Он с ликами близок, но все же далек,

Оторванный морем, всегда одинок.

Второй круг хранит веру Света и Тьмы,

Возводит он храмы, толкует он сны,

Он тихо и скромно ведет свою жизнь

И дружбу ведет крепко с кругом шестым.

Круг третий пустует, он – призрак времен,

И тенью пугающей полнится он.

Он словно мертвец, его тайна черна,

И в круге том страха испили сполна.

Четвертый – отступник, попратель идей,

Изгнанником стал средь Заветных людей.

Преступник и лжец, он убийца и хам,

Судьбу свою ныне решает он сам.

Круг пятый таит искупленье в себе,

Надежду заблудших в чужой стороне,

Несет наказанье за прошлый обман,

Для блага, смирения круг этот дан.

Шестой круг главнее собратьев своих,

Секреты и знанья хранит он для них.

И главную тайну он сам бережет,

И дальше пройти никому не дает.

Седьмой круг есть центр и смысл всего,

Заветы вершатся во имя его.

И тот, кто за стену посмеет ступить,

Дорогу обратную может забыть.

Таков этот берег за синей рекой,

Что волны несет в громогласный прибой,

Где гостя встречает подземный причал,

Где круг отмеряет начало начал.

Судно плыло медленно, чинно, но качка ощущалась даже сильнее, чем на маленьких плоских лодочках. Вокруг золотилась вода. Солнце опускалось все ниже, густые тени уже ползли по оставленным нами джунглям, поглядывая на нас из-за веток, а озеро еще никак не хотело отпускать последние закатные лучи.

Я стояла одна, облокотившись о палубу, и смотрела на горизонт. Ветер трепал полы черного балахона и нового платья и раздувал капюшон. Он был порывистым и холодным, выдувающим в лицо водяную пыль и волнующим озеро. Но я упрямо терпела, не желая уходить в укрытие, слишком далеко от моих друзей, которым, как служителям, не пристало думать о комфорте.

Моя спина все еще болела. Каждый раз, сгибаясь и разгибаясь, я ощущала, как раны под повязкой снова начинают сочиться липкой жидкостью. Та тварь здорово меня задела, хотя это не шло ни в какое сравнение с глубоким укусом на руке Тимы. Повезло, что она осталась целой. Большинство же из нас отделались ушибами от удара о лодки, царапинами и головной болью от излишнего пребывания под водой. Все, кроме одного из служителей. Того, что утащили под воду. Перед моими глазами до сих пор стояла эта картина, и к горлу изредка подкатывала тошнота.

Когда меня затащили на борт, я испугалась, что за остальными хранители уже не вернутся. Они не спешили плыть на лодке обратно, не доставали оружия на случай возвращения монстров и мирно переговаривались между собой. Меня так и тянуло одернуть их, закричать и потребовать вытащить людей из воды. Но я молчала, прикусив язык до крови, и подчинялась всем их указаниям. Отдать плащ, надеть плащ, следовать за одним хранителем, за другим, сесть, лечь, раздеться, одеться, показать все свои раны и терпеть, терпеть, терпеть…

Изнутри у меня поднимались раздражение и злость. Несмотря на их так называемую заботу обо мне, им совершенно было на меня наплевать, а на остальных – тем более. Они даже смотрели на меня иначе, словно я была не человеком, а ценным товаром, который нужно почистить, подремонтировать и выдать покупателю в подобающем виде. Они, не скрываясь, обсуждали мою обыкновенную внешность и открыто сетовали на очередного «неоконченного» лика. Им не нравилась моя седая прядь, мой возраст и мои ранения. Глубокие царапины на спине повергли их не только в шок, но и в ярость. Они громко кричали, то и дело перескакивая от мирры к своему собственному языку. Из отдельных фраз мне удалось понять, что непроцедурные раны на теле лика мешают «воссоединению с Древом» и что обряд может закончиться неправильно. Разумеется, говорили они громко, тыкая в меня пальцами, а потом еще долго отчитывали забравшегося на борт служителя. Ведь сохранность лика – его первейший долг.

Ко мне долго никого не подпускали, даже моих «прислужниц», пока не убедились, что те ничем не заражены и не умрут от возможных полученных ран. Я видела, что они даже на всякий случай подготовили своих собственных девушек, таких же бледных и молчаливых, как я. Другие же служители, настоящие и не очень, не могли даже подходить ко мне.

За спиной почувствовалось движение, но я не обернулась, а лишь слегка повернула голову вбок.

– Их не разговорить, – прошептала Саша, и мне едва удалось разобрать ее слова за шумом ветра. – У этих бедняжек словарный запас заканчивается на предложениях одежды и еды. Ни на какие вопросы они не отвечают, и мы с Вэнди побоялись настаивать. Еще доложат кому-нибудь.

– Как Тима?

Девушка тяжело вздохнула.

– Нам нельзя в каюту служителей, но Двэйн шепнул, что все хорошо. Они, слава Пустоши, его не бросили и