Книга Холодная война: политики, полководцы, разведчики - Леонид Млечин

Нерешительность Ярузельского беспокоила Москву. 10 декабря ситуация в Польше обсуждалась на заседании политбюро ЦК КПСС: «Из того, что говорит Ярузельский, ясно следует, что он нас водит за нос… Из переговоров с Ярузельским следует, что они не имеют твердого решения о введении военного положения… Ярузельский заявляет: «Мы примем решение об операции «X» тогда, когда ее нам навяжет «Солидарность». Это очень опасный симптом… Похоже, что Ярузельский либо скрывает от своих товарищей план конкретных действий, либо попросту уклоняется от проведения этого мероприятия».

Руководитель Польши понял, что больше оттягивать решение невозможно.

12 декабря Ярузельский соединился с Москвой, сообщил о своих планах и получил полную поддержку. Он не до конца верил в успех. Сказал мелодраматически:

— Если план провалится, мне останется только пустить себе пулю в лоб.

Министр внутренних дел Чеслав Кищак познакомил представительство КГБ с детальным планом действий.

13 декабря, в воскресенье, в шесть утра телевидение передало обращение Ярузельского к стране. Он сообщил о введении военного положения и создании Совета национального спасения. Его обращение повторяли весь день, перемежая произведениями Шопена и патриотической музыкой. В половине двенадцатого отключили всю телефонную связь и закрыли границы.

Подчиненные министра Кищака к тому времени задержали многих руководителей «Солидарности». Некоторые, правда, ускользнули — самые популярные: Збигнев Буякиз Варшавы, Владислав Франсынюк из Вроцлава и Богдан Лис из Гданьска. Из подполья они бросили вызов власти: «Зима — ваша, весна будет нашей». Они даже пытались организовать подпольное радиовещание.

Леха Валенсу военные увезли из дома. С ним разговаривали вполне уважительно, называли «пан председатель». Он был в шоке. Никто из руководителей «Солидарности» не верил, что власти на это решатся.

Архиепископа Глемпа в половине шестого утра посетил Казимеж Барчиковский. Вернувшись, доложил Ярузельскому, что Глемп не намерен объявлять священную войну и становиться вторым Хомейни. В тот день, в воскресенье, Глемп выступал с проповедью и призвал подчиняться властям, чтобы избежать кровопролития:

— Нет ничего важнее человеческой жизни. Вот почему я призываю к здравомыслию. Даже если мне придется стать для этого на колени, я буду просить вас — не беритесь за оружие.

Многие были разочарованы его готовностью соглашаться с властью. Сравнение с его предшественником покойным кардиналом Вышинским было не в пользу Глемпа.

Впоследствии Войцех Ярузельский объяснял, что его решение было вынужденным: если бы он этого не сделал, Польша повторила бы судьбу Чехословакии.

Многие поляки не согласны с Ярузельским, считают, что советское руководство не собиралось силой «наводить порядок» в Польше. Не хотело — это точно. Но если бы власть в Варшаве перешла к профсоюзу «Солидарность», позиция Москвы бы наверняка изменилась. Потеря коммунистами власти над Польшей воспринималась бы как тяжелое поражение в холодной войне. В Чехословакию Брежнев поначалу тоже не хотел вводить войска…

Войцех Ярузельский, которого в новой Польше привлекли к суду за введение военного положения, считая его виновным в гибели многих людей, довольно подробно объяснил свои мотивы (см. журнал «Новая и новейшая история», № 4/2008):

«Ситуация в Польше вызывала у Советского Союза и стран Варшавского договора огромное беспокойство. Существовала возможность военного вторжения, а также экономических санкций, чего не следует забывать. Нас резко критиковали, предупреждали, на нас оказывалось политическое и психологическое давление. В СССР проводилась генеральная репетиция перед вторжением — беспрецедентные по своим масштабам сентябрьские учения «Запад-81»…

Как на дрожжах разрасталась от пополнений Северная группа советских войск, расположенная в нашей стране. Наши радиолокационные службы регистрировали до двухсот пятидесяти перелетов в сутки с советских аэродромов на аэродромы в Польше; дополнительно были созданы штабы в Легнице и Рембертове; разворачивалась сеть радиорелейной и тропосферной связи. В конце ноября — начале декабря на пограничных с СССР железнодорожных узлах образовались многодневные заторы.

Как с этой точки зрения оценивать адресованное мне послание Л.И. Брежнева, утвержденное на политбюро ЦК КПСС 21 ноября 1981 года? В нем были такие слова: «Теперь уже абсолютно ясно, что без решительной борьбы с классовым противником спасение социализма в Польше невозможно»…

В этой ситуации последней каплей явилось постановление Общепольской комиссии «Солидарности» о проведении 17 декабря многотысячных уличных демонстраций протеста в Варшаве и других городах Польши…

Руководители «Солидарности» теряли контроль над действиями профсоюза. В разных регионах Польши начинало закипать. В заявлении польского епископата 26 ноября говорилось: «Наша страна стоит перед лицом многих опасностей, нависают над ней черные тучи, несущие угрозу братоубийственной войны». Другими словами — гражданской войны…

В воззвании 13 декабря я сказал:

— Нельзя, мы не имеем права допустить, чтобы намечаемые демонстрации стали искрой, от которой может заполыхать вся страна.

Во что мог вылиться выход на улицы сотен тысяч людей в условиях политически напряженной, нервной атмосферы того времени? В наших польских генах сохранилась глубоко романтическая и трагическая мифология народных восстаний. Познань — 1956 год, Побережье — 1970 год, а главное — Будапешт — 1956 год…

Говорят, это была другая историческая эпоха, «Солидарность» не разбила ни одного окна. Это правда, но часто «Солидарность» не была в состоянии овладеть народной стихией, что подтверждают многочисленные «дикие» забастовки и эксцессы… 17 декабря на улицах городов должны были появиться огромные толпы — «легковоспламеняющийся материал». Неужели не было понятно, что готовится рискованное, крайне опасное мероприятие?..

Один из руководителей «Солидарности» говорил:

— Если бы даже дошло до советской интервенции, то это, очевидно, было бы злом. Но народы и не такое переживали… Если в случае интервенции все общество, весь народ смогут продемонстрировать солидарность, единство, то в перспективе через несколько десятилетий со стратегической точки зрения все может быть оценено положительно…

Мое, наше понимание было совершенно иным. Судьбой народа, страны нельзя играть в рулетку. Нельзя допустить создания экстремальной ситуации. Даже ценой меньшего зла, непопулярных решений нужно предотвратить наихудшее. Поэтому 12 декабря 1981 года и было принято решение о введении военного положения».

Войцех Ярузельский всегда объяснял свои действия тем, что у него не было выбора: или он вводит военное положение, или страну оккупируют советские войска. Некоторые польские историки считают, что у генерала был третий путь: спокойное и разумное сотрудничество с «Солидарностью», церковью, собственным народом не дало бы повода для советского вмешательства. А страна бы медленно шла к демократии.