Книга Тьма сгущается - Гарри Тертлдав

Он ткнул пальцем в сторону Хадджаджа.

– Вы ошибаетесь, – ответил министр, прекрасно понимая, что альгарвейский посол прав. – Царь Шазли – правитель самовластный, а мне выпала лишь честь подавать ему рекомендации.

Маркиз Балястро хохотал долго и громко.

– Ничего смешнее я не слышал с тех пор, как мне рассказали байку о девушке, которая поймала угря. Но тогда мне было всего двенадцать лет, так что ваша берет первый приз.

– Вы мне льстите несоразмерно, – пробормотал Хадджадж.

– Хрена с два, – жизнерадостно отозвался Балястро. – Ну ладно, будь по-вашему. Раз уж вы так близко знакомы с царем Шазли, какое, по-вашему, он примет решение, когда вы передадите ему мои слова?

– Полагаю, вначале он поинтересуется мнением военачальников и старейшин кланов, – ответил Хадджадж.

Балястро вздохнул.

– Я надеялся, что вы… а, ну конечно же, царь Шазли примет решение несколько быстрее, но с этим, пожалуй, ничего не поделаешь. Хорошо, ваше превосходительство, – полагаю, мне не на что пожаловаться. Но передайте своим генералам и старейшинам – пускай не тянут с решением, потому что этот дракон улетит с вами или без вас… и Альгарве запомнит это, так или иначе.

– Понимаю, – выдавил министр.

Ункерлант не позволял Зувейзе отвертеться от войны; Альгарве требовало, чтобы Зувейза ввязалась в нее еще глубже.

«В ловушке, – уже не в первый раз подумал Хадджадж. – Мы в ловушке, как и весь мир».

По дорожкам самого большого в Громхеорте парка Бембо и Орасте пробирались с осторожностью. Луна зашла час назад; звездный свет едва рассеивал тьму. Не страдавший излишней храбростью Бембо снял с пояса казенный жезл.

– Мало ли что может тут скрываться, – пожаловался он вслух. – Что угодно.

– Что угодно меня не волнует, – ответил Орасте. – Вот кто угодно – дело другое.

Он поминутно озирался, как и его напарник. Кусты, которыми обсажены были дорожки, буйно разрослись; сухая трава с прошлой зимы оставалась такой высокой, что в ней мог спрятаться человек.

– Могли бы привести парк в порядок, – проворчал толстяк.

Орасте усмехнулся.

– Если у них не хватает серебришка, чтобы привести в порядок большую часть их жалких хибар, как думаешь, станут они тратиться на газоны?

Бембо эта мысль показалась до неприличного разумной.

– И как прикажешь ловить кого-нибудь в этих зарослях? – поинтересовался он тем не менее.

– Можно подумать, кому-то интересно, сколько мы нарушителей поймаем, – пожал плечами Орасте. – Лишь бы добрых альгарвейцев не трогали. Но если здешние поганцы знают, что мы обходим парк, то и сами его обходить станут десятой дорогой.

– Ну, ура! – капризно буркнул Бембо и тут же выпалил: – Что это?

Голос его сорвался от натуги. Из зарослей сухой травы донесся шорох.

– Не знаю, – тихо и грозно промолвил Орасте. С мозгами у него был полный швах, с фантазией – и того хуже, но в драке его здорово было иметь в союзниках. Здоровяк сошел с дорожки и двинулся на шум. – Но мы сейчас разберемся!

– Ага, – невесело откликнулся Бембо и, скорей для храбрости, добавил: – Если бы какой-то сукин сын решил нам засаду подстроить, он не стал бы так шуметь, а?

– Будем надеяться, – ответил Орасте, чем нимало своего напарника не обрадовал. – А теперь заткнись.

Совет был хоть и грубый, но добрый. Бембо, как и Орасте, пытался ступать как можно тише, но в высокой сухой траве двигаться неслышно не получалось. По мере того, как жандармы продвигались вперед, шорох становился все громче. Поднялся ветерок, и зашелестела листва, скрадывая шаги патрульных.

Бембо принюхался. Он хоть и не сошел бы за гончую, но признать эту вонь мог любой жандарм. Страх отступил.

– Да просто какой-то пьяный дурак облевался, – пробурчал он.

– Ага. – Едва различимый в темноте Орасте кивнул. – Отметелить бы сукина сына до полусмерти за то, что он нам тут устроил. Пьянь фортвежская, чтоб ему лопнуть…

Через пару шагов к вони блевотины примешался запах дешевого вина. Бембо уже собрался заткнуть жезл за пояс и взяться за дубинку. Сержант Пезаро не будет против, если они сорвут злость на пьянице – только пожалеет, что пропустил веселье.

– Вон он! – указал Бембо.

– Вижу, – буркнул Орасте. – Седой весь, старый хрыч, – что бы ему двадцать лет назад в могилу не слечь?

Бембо шагнул к распростертому в траве телу и принюхался снова, после чего с напускным облегчением вздохнул:

– Слава силам горним – по крайней мере, он в штаны по пьяни не наложил!

Ему пришлось повторить про себя собственные слова, чтобы осознать, что ляпнул.

– Да никакой он не фортвежец и не седой! Чучело, вот он кто!

– Да чтоб мне провалиться, ты прав! – воскликнул Орасте и расхохотался – более жизнерадостным Бембо напарника в жизни не видывал. – Ну так никто не заметит, если мы его ногами забьем. Давай!

– Ну, не знаю…

К рукоприкладству Бембо не был особенно расположен. Сейчас ему хотелось только выбраться из парка, закончить обход и вернуться в казарму, на свою койку.

– Оставь ты его. Он так налакался, что и от пинка не очнется, а голова у него поутру будет трещать так, что никаких пинков не надо.

– Не-ет, – пророкотал Орасте. – Он ведь нарушает, так? Зуб даю, нарушает: всем ковнянам положено после комендантского часа возвращаться в свой квартал. А если мы их ловим за стеной, когда не работают, – сами виноваты, так? Ну так этот парень не слишком-то заработался!

Он расхохотался.

Однако каунианин, невзирая на антисанитарное состояние, был не так пьян, как подумал Бембо. Стоило Орасте занести ногу, как пьяный вдруг открыл глаза и сел, пробормотав по-кауниански строку, которую Бембо узнал и понял – в школе его заставляли учить это стихотворение наизусть:

– Варвары у ворот…

– Заткнись, болван, – буркнул Орасте и все-таки пнул его.

Миг спустя – Бембо так и не понял, что случилось – напарник его распростерся на траве. Грязно выругавшись, Орасте вскочил и набросился на каунианина снова – и опять повалился на землю, но на этот раз с воплем.

Каунианин, которому даже сидеть прямо было трудно, тем не менее обратился к нему на чистом, хотя и малоразборчивом альгарвейском:

– Не троньте меня, и я отвечу вам той же лю… любезностью.

– Не трогать?! – Орасте опять поднялся на ноги. – Да чтоб меня силы преисподние пожрали, если я тебя, вшивого…

– Стой! – Бембо повис у напарника на локте, когда тот попытался вновь пнуть каунианина. Хотя вокруг царила темнота, толстяка вдруг озарило: – Кажется, он чародей.