Книга Геносказка - Константин Соловьев

— Тогда как? Как, черт возьми?

— Он меня пригласил.

— Что?..

Возгласа не получилось, лишь изумленный выдох.

— Назначил мне встречу. Сегодняшним же вечером. И назвал адрес.

Гензель помолчал, стараясь вдыхать воздух размеренно и глубоко. Гретель молчала. Человеческие вопросы были тем, что могло выдернуть ее из геномагических грез, в которых парил ее разум, да и то не всегда. В отсутствие вопросов Гретель и подавно не считала нужным о чем-то говорить.

— Иногда мне кажется, что это у меня деревянная голова, — признался Гензель. — Как, черт возьми, он тебя пригласил?

— Послала ему сообщение, — невозмутимо произнесла Гретель, восседая на хлипком стуле. — Ты был прав, братец, улицы представляют собой огромные каналы с информацией. Но пользоваться ими могут и геноведьмы.

— У тебя есть знакомые среди мулов, на улицах? — недоверчиво спросил он. Очень уж не вязался облик Гретель со смрадными переулками Вальтербурга. — Да ты же и из дома не выходишь!

— Не среди мулов. Среди геномастеров. Нас не так уж много, и мы поддерживаем связь. Иногда. Сложно объяснить.

— Да уж, — хмыкнул Гензель, представив себе беседу двух геноведьм за чашкой чая. Наверно, это зрелище не менее захватывающее, чем медленный дрейф пары медуз.

— Бруттино хотел стать настоящим мальчиком, — едва ли Гретель уязвил его смешок. — Об этом говорил Варрава. Бруттино искал геноведьму, которая смогла бы исполнить его желание. Я лишь послала по своим каналам сообщение о том, что готова за это взяться. Дальше он сам нашел меня. Это было на удивление просто, хотя информация и шла несколько дней.

— Но ты же сама говорила, что он не станет тебе доверять и никогда не обратится за помощью! Он знает, что ты хотела его убить! Дважды, если на то пошло!

— Я представилась вымышленным именем, — спокойно произнесла Гретель, глядя на него ясным немигающим взглядом. — Кроме того, у него нет выбора. От него отказались практически все геномастера в городе. Некоторые сразу отказываются от безнадежного дела. Другие напуганы его жестокостью. Он разорвал двух геноведьм до того, как оказался в театре. Поэтому у него не так уж много предложений.

— И твое показалось ему удачным? — иронично осведомился Гензель.

— Конечно. Ведь я обещала ему генозелье, которое превратит его в живого мальчика.

Панаша Арло издал изумленный вскрик, мгновенно оказавшись на ногах.

— Вы… Вы и правда можете это сделать, госпожа Гретель? Можете исполнить его мечту? Я знал, что вы величайшая геноведьма в Гунналанде, но не предполагал…

— Успокойтесь. — Гензелю захотелось силой усадить его на прежнее место. — Это невозможно. Просто обманный трюк. Ни одна сила на свете не может превратить дерево в человека. Верно, Гретель?

Реакция Гретель на этот вопрос ему не понравилась. Слишком уж долго длилась пауза. И пауза эта была какой-то неуютной, он сам не мог предположить отчего. Гретель не умела лгать, это он знал совершенно точно. Умение лгать требует слишком глубокого вовлечения в человеческие чувства, ложь — это то, что должно быть естественным и живым, ее невозможно синтезировать. Поэтому геноведьмы обычно не умеют лгать. Могут не рассказывать всей правды, но и только.

Гретель молчала слишком долго для вопроса, который предполагал короткий ответ. О чем она сейчас думала? Этого Гензель не знал. И полагал, что никогда не узнает.

— Гипотетически это возможно, — наконец сказала Гретель.

Гензель опешил. Папаша Арло завороженно молчал, открыв глаза.

— Гипотетически? Это что означает?

— Только то, что Бруттино в теории может стать человеком. Живым мальчиком.

Гензель ощутил желание потереть виски, как при головной боли. Хотя боли пока не было, лишь глубокое недоумение.

— Перестань, сестрица. Я, конечно, в геномагии разбираюсь не больше, чем ты в молочной пенке, но то, что дерево человеком стать не может, даже я понимаю. Геномагия не творит чудес, не ты ли сама об этом без устали говорила?

— Это чудо другого рода, Гензель. — Не так уж часто она называла его по имени. — Чудо человеческого терпения и проницательности. Только превращение деревянной куклы в мальчишку, помимо этого, требует еще огромных лабораторных мощностей, множества времени и прорвы сил. Но все это исключительно в теории. Никто еще не проводил подобных опытов.

— Он — деревянный, — сказал Гензель, чувствуя себя невероятно глупо.

Гретель небрежно зачесала пальцами лезущие в глаза пряди.

— А ты — мясной. В этом и вся разница. Дерево — тоже живой, организм, с клеточной структурой, органами, генетическим материалом. На них можно воздействовать методами геномагии. И даже, я в третий раз говорю — в теории! — получить нужный результат.

Гензель терпеть не мог теории. Если перевести это зловещее слово, от которого тоже попахивало геномагией и ее ритуалами, на человеческий язык, получалось «что-то, что может случиться и даже случится с определенной вероятностью, но не наверняка». Даже пророчества в сказках звучали яснее.

— Кто-то из вальтербургских геноведьм может создать такое зелье?

Гретель уверенно покачала головой.

— Нет.

— А… ты?

В этот раз ей потребовалось больше времени.

— Возможно.

— Ты сама этого не знаешь?

— Речь идет не о лекарстве от нейронасморка, братец. Чтобы создать подобное зелье, требуются годы исследований, огромная материальная база, а еще…

— Не продолжай, я понял. В сказках это выглядит обычно проще.

Гретель презрительно фыркнула.

— Сказки пишут те, кто ничего не понимает в сути геномагии. Крупица истины в них безнадежно испорчена прочими примесями. И не всегда благородными.

— Ладно, забудем про зелье, — решил Гензель. — Хотя и жаль, что у нас его нет. Был бы недурной козырь. На худой конец, можно было бы попробовать поторговаться с Бруттино. Если ему так не терпится стать человеком, возможно, он согласился бы отдать в обмен на зелье ключ со склянками…

— Ты опять ошибаешься, братец, — вздохнула Гретель. — Ты никак не можешь запомнить, что Бруттино мыслит совсем иначе, чем мы. Не по-человечески. То, что тебе кажется разумным и логичным, для него может оказаться бессмыслицей. И наоборот.

— Ну пока что он ведет себя вполне здраво, — не согласился Гензель. — Сбежал от Варравы, собрал вокруг себя банду «кукол», прихватил ключ, скрылся… На его месте так действовал бы любой человек с головой на плечах.

— Или существо, старательно имитирующее человека.

Только когда папаша Арло открыл рот, Гензель вспомнил о его присутствии.

— Он куда человечнее, чем вы думаете! — провозгласил он, выставив тощий грязный палец. — Я его воспитал, я знаю, о чем говорю! Ему часто перепадало в детстве, это верно. Нелегко расти деревянным мальчиком, даже в городе вроде Вальтербурга. Но он перенял у нас многое. Не считайте его преступником, он всего лишь мальчишка, который искренне хочет изменить свою природу! И вы можете помочь ему, госпожа геноведьма!