Книга Сталинские соколы. Возмездие с небес - Станислав Сапрыкин

В семь утра подняли четыре БФ-109Г, летят только опытные пилоты. лейтенант Тотх со своим ведущим, я, без пяти минут лейтенант, считаюсь достойным умереть в сложившийся ситуации и иду ведомым у командир эскадрильи капитана Поттьонди. В утверждении кандидатуры сыграл мой короткий опыт истребителя-бомбардировщика «Пули». Нас прикрывает пара немцев. Наши самолеты – чистые истребители и не оборудованы бомбодержателями, поэтому будем действовать пушкой и двумя крупнокалиберными пулеметами. Набираем четыре тысячи метров и несемся навстречу встающему солнцу, величие природы завораживает, сегодня прекрасное утро, чтобы умереть. Пока воздух чист и это удивляет.

Справа Будапешт, внизу двигаются войска большевиков, мы разделяемся на пары и начинаем атаку. Первая пара открывает ураганный огонь по земле, с земли стреляют по нам. Следующим пикирует Поттьонди, теперь моя очередь. Русские рассредоточиваются, я пикирую и не нахожу подходящей цели, внизу уже горят несколько автомашин. Командир группы отдает команду разойтись и выбирать цели. Делаю еще несколько заходов, но так и не открываю огня. Прошу разрешения у ведущего пройти дальше в тыл русским, капитан дает добро. Пересекаю Дунай севернее Будапешта, иду вдоль противоположного берега попадая под огонь с земли, поворачиваю на восток, огонь стихает, теперь я в тылу у большевиков. Удивительно, почему меня до сих пор не атакуют истребители. Внизу вижу грузовой состав, идущий с востока в сторону Будапешта. Русские смогли восстановить сообщение на отдельных участках и теперь доставляют подкрепления. Цель идеальная, пикирую «в лоб» и стреляю в локомотив, делаю боевой разворот, состав остановлен, из поврежденного локомотива вырывается пар, смешиваясь с языками пламени и черного дыма. Делаю еще один заход «с тыла» ведя огонь по вагонам, успею выпустить девять тридцатимиллиметровых снарядов, не считая пулеметных очередей.

Все, поддержка наземным частям оказана, как могли! Остаток топлива заставляет быстро возвращаться домой, для сокращения расстояния иду прямо над Будапештом, где опять попадаю под сильный огонь с земли. Заряды рвутся достаточно близко, но мне все равно, почему-то меня охватывает ледяное спокойствие, если уж мне суждено было выжить и не попасть в плен после отказа двигателя, то сегодня я точно доберусь домой.

Я даже сел первым, так как остальная группа на обратном пути заметила идущих на высоте пятьсот метров Ил-2 в сопровождении «девятых Яков». Русские штурмовики под прикрытием истребителей собирались открыть охоту на немецкие танки. Пришлось завязать бой. Все наши и немецкие истребители вернулись без потерь и заявили о четырех подбитых машинах врага, впрочем, эти победы остались без подтверждения, хотя Поттьонди утверждал, что точно видел, как оторвал снарядом плоскость одного из Яков. Командир эскадрильи врать не будет, я верю капитану.

Сегодня мне опять снился тот навязчивый сон. я стою или парю в огромной когорте ангелов или демонов, очень похожих друг на друга. В руках каждого из нас было по огненному мечу, а за спиной – крылья. Где-то уже шла битва. Мы были наподобие новобранцев – только что прибывших рекрутов, и нам предстояло присоединиться к сражению. По тайной, но всем понятной команде мы бросились на такую же армию. Ускоряясь, я слышал свист ветра, чувствовал, как воздушный поток обтекает мое лицо и тело, под давлением воздуха крылья иногда издавали странный звук, какой издает воздушный поток, срываясь с крыла перед тем, как самолет сорвется в штопор, только хлопки были более приглушенные, и не причиняли вреда. Так, несясь навстречу судьбе, мы летели, не зная времени, пока с разгона с грохотом и бешеным ударом не врезались в противостоящую армию. Началась сеча. Мы разили и разили нас. Лютая ненависть холодным покровом накрыла место битвы. Счет времени совершенно остановился, казалось сражение длиться бесконечно. Огненный меч был прекрасным оружием, я колол или рубил. Я смог рассмотреть, что наш противник очень похож на нас. Я сразил многих, но один подобрался ко мне сбоку, вонзая играющий языками пламени клинок мне под ребра. Боль была невыносима, я закричал и, теряя сознание, был ошарашен последней мыслью. неужели и ангелы умирают?

Счета времени не было. Я проваливался в глухую слепую тьму и вдруг, внезапно, оказался на той самой первоначальной высоте, откуда началось наше падение в битву. Рана не болела, она затянулась без следа, впрочем, о каком следе можно было говорить, имея невесомое тело. И опять я оказался посреди бесчисленного воинства, оно было таким огромным, что любой стоящий в строю мог считать себя в центре. Мы вновь соскользнули с невидимой опоры и опять помчались в гущу идущего сражения. Я летел с чувством непонимания происходящего, с чувством наивного удивления. я думал что рай – это вечное безмятежное пребывание в лоне бога, под сенью его любви, без ненависти и боли, словно майский цветок на лужайке под нежным солнцем. Но, поскольку рай мне явно не светит, я думал, что уготовленное мне альтернативное место, пусть место вечных мук, но не битвы и смерти, какая уж там смерть для умерших! И что же оказывается, и на том свете меня ждет непрекращающаяся битва без победителей и побежденных! Неужели всегда придется драться, находясь зажатым между светом и тьмой то на той, то на этой стороне целую долгую вечность, и у каждого будет своя правда и никакой общей, единой, а только драка, драка, драка!

Нас подняли рано утром, еще в полной темноте. Немцы затребовали организовать сопровождение четырем Фокке-Вульфам, вылетающим для нанесения удара по артиллерийской батареи в район Эстергома. Ночью немцы попытались провести контратаку с юга и запада, но попали под прицельный огонь русской артиллерии.

Сегодня тот редкий случай, когда я с Имре лечу в одном звене. Над заданным районом нас атаковали русские истребители, это были «толстомордые» самолеты Ла-5, прозванные «большими крысами» Чтобы задать лучшую позицию для атаки нам пришлось лезть вверх. «Лавочкины» сразу набросились на бомбардировщики, а мы атаковали их сверху. Прикрывая Шольца, я, в какой – то момент, обогнал его, и оказался в хвосте у русского. Пытаясь оторваться, «иван» пошел на снижение, но Мессершмитт, благодаря малому миделю, обладающий меньшим сопротивлением, догнал «Ла» на пикировании. Прижатый к верхушкам деревьев и оторванный от напарника русский летчик был в моей власти, и я начал преследование. Первый залп прошел мимо, второй отправил обломки его самолета к близкой земле – это моя пятая победа!

Преследование русского увело меня и от ведущего и от бомбардировщиков. Я слышал радиообмен, бой продолжался, видимо к русским подошло подкрепление. Сердце екнуло, когда в эфире прозвучал знакомый голос моего командира, капитан кричал что горит и собирается покинуть машину. Я пытался выйти с ним на связь, но Шольц не отвечал. Затем я услышал брата, его голос был трагично спокоен. – Я подбит, буду садиться.

Нарушив правила радиообмена я кричал. – Имре, Имре! – но брат не отзывался.

Бой закончился, во всяком случае, небо было чистым, в отличие от огненной каши на земле. Я кружил над районом боя, пытаясь увидеть самолеты на земле или в воздухе, но, так и не встретив товарищей, повернул в сторону Веспрема, в надежде что брат и ведущий вернутся как в прошлый раз.

Когда я сел, ко мне подбежали сослуживцы. пилоты и техники, среди них был только что вернувшийся ведущий Имре. Мне сообщили, что Шольц погиб, а брат сел на вынужденную у русских. Не знаю, хотели ли сохранить мне надежду, зная трепетное отношение к брату, или это было правдой, но его ведущий утверждал, что точно видел как тот благополучно сел, и что он точно не погиб при посадке, а, скорее всего, находится в русском плену, а может ему удалось укрыться и сейчас он где-нибудь отсиживается.