Книга Апокриф - Владимир Гончаров

Сам же «волшебник» весьма неосмотрительно хранил упорное молчание и своей позиции по отношению к бурлившим вокруг него спекуляциям никак не определял.

Глава 21. Попытка

— Ты понимаешь, насколько опасным становится то, что ты делаешь?

Задавая этот вопрос, Воста Кирик почувствовал, как из него против воли лезет Тиоракис.

Острихс скорее нервно, чем безразлично пожал плечами:

— Никакой особой опасности не вижу… Что ты на меня давишь, в конце-концов?! Вон, и Репта туда же понесло…

— И понятно, что понесло! Он, между прочим, за тебя, может быть, больше всех боится. И другие, кстати, тоже беспокоятся… Может быть, кроме Нониа только… Этот ни черта не видит, только восторгается… одни метафоры на уме…

— А что особенного произошло? По-моему, все, как всегда. Вы с Рейтом какую-то ненужную панику разводите по поводу всех этих глупостей, которые пресса вбрасывает. На то она и пресса. Не хватало еще, чтобы я под нее подстраивался!

— О, Господи! Ты же у нас не от мира сего! Ты ведь про ту же прессу и что они там несут только с наших слов знаешь…

— Мне и этого больше, чем достаточно. Я от них никак не завишу, не собираюсь на них ориентироваться, и следить за тем, что они там сочиняют, тоже не вижу необходимости. Я свободен! И от них тоже. Ты же знаешь — это мой принцип…

— Да знаю я все про твои принципы! Только сейчас мне не до философских дискуссий. В другой раз — с удовольствием. Сейчас дело о твоей безопасности. Ты же опять на грабли наступишь!

— Это, на какие же?

— Да, на те самые! Ты же мне сам рассказывал, из-за чего тебе пришлось из страны бежать…

— Ну! Ты, Воста, скажешь… Там другое дело было. Там, видишь ли, мне натуральный бандит попался, убийца… Я ему дорогу перешел.

— А-а-ага! — только что не взревел в ответ Тиоракис. — А здесь ты с выводком новорожденных ягнят имеешь дело!

— Слушай Воста, — как-то неожиданно спокойно продолжил разговор Острихс, — если тебе так уж хочется, давай обсудим эту тему. Но мне кажется, что ты противоречишь сам себе…

Тиоракис вопросительно поднял правую бровь, но промолчал.

— Ты ведь неоднократно интересовался, почему мне так поперек горла Объединенное Отечество и почему я упорно подыгрываю только оппозиционным силам? Так?

Тиоракис кивнул.

— При этом ты же высказывался в том смысле, что в этой партии и в руководстве страны, по твоему мнению, процент порядочных людей ничуть не меньше, чем среди оппозиционеров. Так?

Тиоракис кивнул.

— Далее. Ты, уже как юрист, утверждал, что в стране худо-бедно поддерживается режим законности, более или менее соблюдаются права и свободы. Так?

Тиоракис кивнул.

— А сейчас ты, ни с того ни с сего, пытаешься внушить мне, что все эти «порядочные» люди, суть такие же бандиты, как и папаша Дрио, а законы ничуть не лучше «понятий»!

Тиоракису впору было закричать: «Ну, а что я мог тебе раньше говорить, когда у меня задание такое: как-то подсадить тебя, чудака растакого, на тот же поезд, на котором еду сам! И что мне говорить тебе сейчас, когда я вижу, что ты, чудак разэтакий, вместо того, чтобы усесться в вагон первого класса, прешь с вилами на паровоз! Мне сейчас тебя хотя бы с путей успеть столкнуть!»

Острихс между тем продолжал:

— Самое забавное, что я не чувствую никакой особенной неприязни ни к Объединенному Отечеству, ни к нынешнему правительству, ни к тому же президенту… Я, кстати, совершенно не склонен считать их бандитской шайкой, и именно поэтому не вижу для себя никакой опасности. Я, конечно, понимаю, что своими поступками, наверное, задеваю их человеческие интересы, но предполагаю, что они будут действовать в рамках закона, а с этой стороны я чист…

Тиоракис схватился за голову, в том числе буквально, а потом заговорил, пытаясь соорудить из правды, полуправды и неизбежной лжи подобие отрезвляющего состава для неисправимого идеалиста, который находился перед ним.

— Да! Я тебя действительно и вполне сознательно хотел, как это сказать… помирить с властью…

— А я ни с кем не ссорился! И даже такой цели не имел… — быстро отреагировал Острихс.

— Да погоди ты! Дай договорить! У-ф-ф-ф… — Торакис отдувался как от физической нагрузки, настолько нелегко было на ходу выдумывать мотивации нелогичных поступков Восты Кирика. — Это ты так думаешь, — «не ссорился». А со стороны все выглядит так, будто ты ведешь целенаправленную компанию против партии власти. Я вначале тоже был в этом уверен, и только недавно, когда узнал тебя получше и понял, что это не так. Знаешь, если человек занимает определенную политическую позицию, то он ее в себе не удержит, обязательно будет высказываться и нести по кочкам тех, кого считает своими противниками. У-ф-ф-ф… Ну вот! А у тебя ничего подобного! Для тебя все вроде как безразличны… Никаких симпатий или антипатий ни к кому, никакой позиции, одним словом… Ну, ведь так?

Теперь уже кивнул Острихс.

— Так! — подтвердил собственный тезис Тиоракис. — Если ему… тебе то есть, думаю, все равно, зачем он гусей дразнит? Я-то, в отличие от тебя, не считаю, что, если наступить на все любимые мозоли ребятам из ОО и президенту, то они только поморщатся и смиренно будут ждать, когда им ноги по развилку ампутируют. Кстати, и Репт того же мнения. Он у нас молчун, но как ты сам тут сказал, тоже высказываться начал. Я уж об Альгеме не говорю! Она в этом деле — не промах. Правда, когда я ей предложил на тебя повлиять, она у виска пальцем покрутила. То ли имела ввиду, что я сумасшедший, то ли, что ты. Я так и не понял… Короче, решил я по собственной инициативе малость порекламировать наши власти, наивно полагая, что, возможно, удастся подкорректировать… уравновесить что ли… твою непонятную игру. Игра-то с огнем! Это было просто желание более или менее трезвомыслящего человека уберечь тебя от грядущих неприятностей…

— Действительно, наивно… — тихо ответил Острихс. — Я стараюсь не допускать, чтобы мною манипулировали.

— А в политику безо всякого плана, без прикрытия, без союзников, без цели даже лезть не наивно? — воззвал Тиоракис к рациональному началу «Чужого», — руку в машину просто так засовывать, только от желания посмотреть, что выйдет, не наивно?

— То, что я делаю, к политике отношения не имеет… Во всяком случае, прямого, — спокойно возразил Острихс.

— Да как же это, «не имеет отношения»?! А чем это еще можно назвать?! — взвился Тиоракис. — Ты ведь, не ребенок, чтобы не понимать этого?!

Острихс оставался на удивление спокойным. Он даже улыбался.

— Может быть, для других это политика. Со стороны это, возможно, выглядит как политика. Но для меня это эксперимент. В рамках моей философской концепции.

— Какой еще эксперимент? Ты мне раньше ничего такого не говорил…