Книга Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918 - Робин Нейландс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наиболее достоверная информация поступала от Королевского летного корпуса, эскадрильи которого осуществляли разведку боем, поэтому вошло в обыкновение устраивать штаб на приличном расстоянии от линии фронта рядом с авиабазой, где вряд ли разрыв снаряда смог бы оборвать телефонный кабель и откуда генералы, в свою очередь, могли бы поддерживать связь с вышестоящим начальством.
Во время Первой мировой войны для дивизионного командира признавалось более важным быть на связи с армейским начальством или штабом корпуса, чем с командующими бригадами или батальонами. Предпочтение отдавалось коммуникации «вверх», нежели «вниз», что означало, что те, кто должен был владеть информацией о ситуации на передовой и, следовательно, иметь возможность быстро на нее реагировать, были привязаны к штаб-квартирам. Это составляло особую проблему для штурмовых соединений, так как положение на передовой во время наступления стремительно менялось, и любой прорыв требовал удержания, дабы противник не смог закрыть брешь. В сражении при Камбре местоположение штаб-квартиры кавалерийского корпуса было выбрано совершенно ошибочно, оно влекло очевидное и неизбежное промедление — а промедление загубило многие наступления в ходе этой войны, — так что Бингу и Хейгу, конечно, следовало приказать Каванагу переместить штаб ближе к линии фронта, чтобы избежать риска тех заминок, которые столь пагубно сказались в сражении при Лоосе и других битвах. Почему ни тот, ни другой не отдал такой приказ, трудно объяснить.
Оборонные рубежи противника, противостоящие 3-й армии, поддерживались частями германской 2-й армии под командованием генерала Г. фон дер Марвица. Его армия входила в состав армейской группы под началом кронпринца Рупрехта Баварского и состояла из шести пехотных дивизий двух корпусов, или «групп», — Аррас и Кодри. На этом участке фронта у немцев не было преимуществ в ландшафте, как на Сомме или Ипре, поэтому они особенно тщательно укрепляли свои рубежи, которые являлись частью линии Гинденбурга и потому были как изощренными, так и простирающимися на большую глубину. Сначала шла главная линия Гинденбурга, в том числе по склону над Гран-Равином, сухой неглубокой лощиной, за которой проходила передовая линия англичан; впереди линии Гинденбурга, на передних склонах, была прорыта система сильно укрепленных траншей. Отступив милю от передней линии, шла линия прикрытия Гинденбурга, а позади, через 5–6 км, — следующая оборонительная позиция: линия Борвуар — Масниер — Маркуэн. Глубина немецкой обороны перед Камбре составляла в среднем пять миль.
Траншеи в известняке уходили на глубину 5,5 м, а блиндажи были сооружены на 12-метровой глубине: все оборонительные части были обучены новой тактике. Недолго немцы находились в передовых окопах во время обстрела. Когда начали падать снаряды, они ушли вглубь по траншеям, оставив караул на нескольких хорошо защищенных постах, с которых проглядывалась ничейная территория, для того чтобы знать, когда рассеется дым огневого вала. Также имелись долговременные огневые доты из железобетона — «почтовые ящики», никак не пробиваемые, кроме прямого попадания снаряда из сверхтяжелого орудия. Оттуда пулеметы простреливали широкую полосу проволочных заграждений. Немцы считали, что на то, чтобы прорвать этот сектор обороны, уйдут недели и что у них будет достаточно времени, чтобы подтянуть резервы и вернуть занятую в результате прорыва территорию. Оборону поддерживало также некоторое количество дивизий для контратаки, которые в настоящий момент отдыхали и готовились к боевым действиям за линией обороны, но которые готовы были в любой момент стремительно придвинуться к фронту и выдворить атакующего противника. Оборона строилась на трех элементах. Первый и второй заключались в сильных сооружениях и непоколебимых защитниках, так что атакующий противник неизбежно должен был понести значительные потери, а натиск, соответственно, потерять стремительность. Тогда на первый план выходил третий фактор — быстрое развертывание контратакующих дивизий, которые отбрасывали назад наступающую пехоту неприятеля. Англичане же рассчитывали разрушить позицию и расстроить контратаку, уповая на внезапность, и Бинг во что бы то ни стало собирался достичь такого эффекта. Танки шли к фронту по ночам с 15 по 18 ноября, шум их двигателей заглушался пулеметным огнем, их загоняли в лес или накрывали камуфляжем, так чтобы их нельзя было распознать с воздуха. Штаб действовал великолепно, как и должен был, поскольку существовала масса тыловых проблем. Только на одни танки требовалось до 750 000 литров горючего, 350 000 литров масла и жира, 500 000 6-фунтовых снарядов и 5 миллионов патронов калибра.303 для пулеметов — всю эту летучую материальную часть должны были подвезти к фронту и засекретить за несколько дней до начала наступления.
В конце концов к вечеру 19 ноября все, что могло быть сделано, было сделано. Эллис, командующий танками, закончил свои приготовления, издав приказ для своего корпуса. Стоит вспомнить текст приказа, поскольку он опровергает мнение тех историков, которые обвиняют генералов в том, что те отсиживались в убежищах далеко от передовой и не принимали участия в боевых действиях.
СПЕЦИАЛЬНЫЙ ПРИКАЗ № 6
1. Завтра Танковый корпус получит возможность осуществить то, чего дожидались много месяцев, — продвигаться при хорошей проходимости в авангарде.
2. Все, что можно было предусмотреть, в результате тяжелой и вдумчивой работы выполнено на этапе подготовки.
3. Командиры частей и танковых экипажей для выполнения поставленной задачи должны по ходу сражения проявлять инициативу и решительность.
4. В свете последних событий я уверен, что корпус сохранит свое доброе имя.
5. Я намереваюсь возглавить наступление центральной дивизии.
Подписано
Той же ночью приказ был зачитан всем танковым экипажам, и можно догадываться, какой эффект он произвел на людей. На следующий день, 20 ноября, в 6 утра генерал Эллис занял свое место на башне «Хильды», головном танке батальона «Н» Центральной дивизии и выбросил коричнево-красно-зеленый флаг Танкового корпуса,[61] который он специально захватил с собой. Начало наступления было назначено на 6 часов 30 минут утра во вторник 20 ноября, и все танки за час выстроились на исходной линии. Британская пехота, готовая ринуться вперед, засылала солдат проделать проходы в собственных проволочных заграждениях. Эта активность не осталась незамеченной противником, и немцы открыли огонь по британским передовым окопам.
Медленно наступавший рассвет принес пасмурный моросящий дождь, и в 6 часов 20 минут артиллерия начала забрасывать дымовые и фугасные снаряды на позиции за передней линией немецкого фронта. Через десять минут под прикрытием заградительного огня и плотной дымовой завесы выступила вперед британская пехота. Вслед за танками она быстро преодолела нейтральную полосу в 450 м и начала продвижение по проходам, расчищенным от проволоки.
В целом, больше говорят о поражениях, нежели о победах, поэтому описание первого дня сражения при Камбре не займет много места. К 8 часам был взят весь участок основной линии Гинденбурга от Аврикура до канала Шельды. Гран-Равин, который считался серьезным непреодолимым препятствием, оказался всего лишь неглубокой долиной, а явно неприступная линия Гинденбурга превратилась в груду смятой проволоки, за которой британские танки били по восточному сектору пулеметным огнем и снарядами, добивая оставшихся защитников в немецких коммуникационных траншеях, опорных пунктах и блиндажах. Сотни пленных медленно брели в тыл, а танки и пехота двигались по направлению к участку прикрытия линии Гинденбурга. «Хильда», в которой находился генерал Эллис, пока она преодолевала немецкие проволочные заграждения, была пущена под откос; кроме того, его дальнейшее присутствие на передовой теряло смысл. Поэтому он возвратился пешком в командный пункт в Бокаме, вполне довольный действиями своих частей. Казалось бы, все шло хорошо, теперь важно было не потерять темп и силами кавалерии расширить успех, пока немцы не подтянули резерв. Командиры пехотных частей начали задаваться одним и тем же вопросом: «Где же кавалерия?»
