Книга Древний Рим - Владимир Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К. Коэлло. Триумф св. Августина
Нужно лишь сделать первый верный шаг и затем уже не сворачивать с пути… Мы стояли в целом на верном пути. Затем оступились и сошли с него. Некогда Августин, поверив вслед за Платоном в силу Добра, соединил это понимание с образом Бога и стал убежденным христианином. От крещения его удерживало сознание собственной привязанности к соблазнам мира. Поэтому и откладывал окончательное решение, страшась того, что в нем недостаточно праведности и целомудрия. Окончательное обращение произошло, когда услышал внутренний голос, приказавший ему прочесть апостольские Послания. Вот как сам он в его знаменитой «Исповеди» описал момент прозрения: «Я схватил их, открыл и в молчании прочел главу, первой попавшуюся мне на глаза: «Не в пирах и в пьянстве, не в спальнях и не в распутстве, не в ссорах и в зависти: облекитесь в Господа Иисуса Христа и попечение о плоти не превращайте в похоти» (Рим. 13, 13–14). Я не захотел читать дальше, да и не нужно было: после этого текста сердце мое залили свет и покой; исчез мрак моих сомнений». Для нас Бог жив, реален и правомерен лишь тогда, когда он работает для Народа и во имя Народа Нам не хотелось бы быть православными лишь в несуществующей абстрактной позиции. У иных сегодня вера стала таким же предметом культа, каковым ныне является партийный билет или же членский билет в некий престижный клуб. Жажда капиталов и богатств действует куда сильнее заповедей Христа, законов совести и морали. «Все они не крещенные, а оглашенные» (Никита Стифат).
Потому мы и не можем с легкостью неофита заявлять, подобно Вяч. Иванову:
Тем более что и сам поэт честно признал: «А где тот дом, – от всех сокрыто…» Уверены, мрак плутократической ночи, простершийся над Россией, сам собой не рассеется (даже с помощью богов), как не выйдут сами собой и бесы из души олигархической гидры. Нужно победное копье Св. Георгия, поражающее нового Дракона. Да и боги у нищего народа и у богачей, беспощадно грабящих свой же народ, цинично и откровенно презирающих «эту толпу», – боги у них разные! Об этой стороне мировоззрения стоило бы порассуждать. М. А. Бакунин ощущая это бунтарство российских масс, говорил, что человеческие индивиды, одаренные бессмертной душой, свободной волей, самодостаточны в себе самих. Они не нуждаются «ни в ком, строго говоря, даже в Боге, ибо, будучи бессмертными и бесконечными, они сами Боги». Немало тех, для кого Бог стал «нелепостью». Но разумна ли эта гордыня?!
Господь поражает Левиафана
И даже П. Чаадаев предупреждал об опасности формального обращения людей в христианство. Христианство упрочилось без книги. Хотя потом стали думать, что «стоит только распространить эту книгу (Библию. – В. М.) по всей земле, и земля обратится к истине: жалкая мечта, которой так страстно предаются отпавшие». Не доверяйте слепо ни богу, ни политикам выбор жизненного пути! Не надейтесь, что, как писал Тютчев, растленье ваших душ и пустоту излечит и прикроет «риза чистая Христа»! Христос – велик, но мы-то – далеко не христы!
Возможно, не так и неправ философ Плотин, сказав Амелию, богобоязненному человеку: «Пусть боги ко мне приходят, а не я к ним!» Пусть приходят, если им есть что сказать, а лучше – сделать. Подобно Стратону, основателю Мусейона в Александрии, считаем: всё, что существует, создано самой природой. Если это так, то и главная сила людей не в богах, деньгах или политиках (и те, и другие, и третьи ненадежны), а в них самих, в мудрости Природы и в Гении народном. Может быть лучше обожествлять время, как это некогда делали древние майя?!
О том же писал и «второй Будда» (Нагараджуна). В известном своем трактате «Опровержение идеи Бога-творца и творения Вишну» он выступает с идеей опровержения концепции божественного Зодчего вселенной. Интересно, какие соображения приводит индийский философ-мудрец. Он пишет: «В чем состоит другой недостаток (идеи Бога-творца)? Он творит других, возникнув сам или не возникнув? (Если предположить), что (творит), не возникнув сам, то и Он, по всей видимости, не в состоянии создавать других. Почему? В силу природы того, что само не произведено. Например, не может возделывать землю и т. п. сын бесплодной женщины. То же самое в случае с Богом-творцом… Далее. Если предположить, что Он творит других, возникнув сам. Тогда (возникает вопрос), в силу чего Он возник? То ли от самого себя, то ли от другого, то ли от обоих (себя и другого) вместе? В действительности нельзя возникнуть от самого себя, потому что рождение самого себя противоречит опыту. Ибо неверно, что может разрезать само себя лезвие меча, пусть даже чрезвычайно острое. Ибо неверно, что может танцевать даже хорошо обученный, искусный танцор, встав на свои собственные плечи. Почему? Да разве (где-либо) видано такое, разве можно (и) предположить, чтобы быть рожденным самим собой, быть родителем самого себя? Такие речи неизвестны людям». Не вдаваясь в содержательный анализ этих положений, заметим, что здесь индийский мудрец занимает позицию так называемой срединной мудрости: «Ни теизм, ни атеизм» (писал Сюэ-ли Чжэн).
В. Васнецов. Страшный Суд
А поскольку, как утверждал еще Кант, «нет никакого уполномоченного Богом толкователя Писания», то каждый волен рассчитывать на личное понятие Бога, на свои пути решения и исполнения судеб и желаний. Пусть «чистый богослов», который не обрел «дурную славу свободы разума и философии», и верующий обратят свой взор к Богу и Библии. Ученый или верующий, не чуждый науки, если он прибегнет к помощи разума, должен будет, по словам того же Канта, ничего не попишешь, «перепрыгнуть (как брат Ромула) стену церковной веры», попав на «свободное поле собственных суждений и собственной философии».
Правда, у христианства, утверждают искренние адепты православия, есть всё то, чем сильны древние и даже не очень древние религии… А. Мень говорил в своей последней лекции – о христианстве (8 сентября 1990 г.): «Итак, мы с вами идем к завершению нашего путешествия по эпохам, по кругам миросозерцаний. И мы подошли к вершине, к тому сверкающему горному леднику, в котором отражается солнце и которое называется – христианством… Конечно же, христианство бросило вызов многим философским и религиозным системам. Но одновременно оно ответило на чаяния большинства из них. И самое сильное в христианской духовности – именно не отрицание, а утверждение, охват и полнота. Если буддизм был пронизан страстным стремлением к избавлению от зла, стремлением к спасению (Будда говорил, что как воды морские пропитаны солью, так и его учение – дхарма – проникнуто идеей спасения), то эта жажда спасения, обетование спасения присущи и христианству, Новому Завету. Если в исламе есть абсолютная преданность человека Богу, который (и) является суверенным властелином космоса и человеческой судьбы, то это (же) самое мы находим и в христианстве. Если в китайском миросозерцании небо – Цянь – является чем-то ориентирующим человека в жизненных вещах, даже в мелочах, в различных оттенках традиций, то и это есть в христианстве. Если брахманизм (современный индуизм) говорит нам о многообразных проявлениях Божественного, то и это есть в христианстве. Если, наконец, пантеизм утверждает, что Бог во всём, что он, как некая таинственная сила, пронизывает каждую каплю, каждый атом мироздания, – то христианство и с этим согласно, хотя оно не ограничивает воздействие Бога только этим пантеистическим всеприсутствием. Но мы бы ошиблись с вами, если бы (вдруг) посчитали, что христианство явилось как некая эклектика, которая просто собрала в себе все элементы предшествующих верований. В нём проявилась (и) колоссальная сила чего-то нового. И это новое было не столько в доктрине, сколь в прорыве иной жизни в нашу обыденную жизнь… Великие учителя человечества – авторы «Упанишад», Лао-цзы, Конфуций, Будда, Мохаммед, Сократ, Платон и другие – воспринимали истину как вершину горы, на которую они поднимаются с трудом. И это справедливо». Мень призывал с благоговением приблизиться к Богу, ибо там, в «соседстве Бога» (Пушкин), в умственно-духовном созерцании, и обитает истина. Но истина, как и Христова «радостная весть», приходит лишь к тем, кто готов пожертвовать собой ради друга своя, ради правды и Родины.