Книга Суворов и Кутузов - Леонтий Раковский

Мужики обсуждали это предстоящее событие:

– Побачимо, чий краще: турецкий або наш.

– Турецкий, кажуть, паша…

– А наш – царицын сват.

– Какой сват? – вмешался мушкатер. – Не сват, а генерал-майор Кутузов.

– Вот я ж и кажу: генерал, да еще и майор…

– Генерал Кутузов. Одним словом, туз!

– А правда, что у него одного ока нема?

– Чтоб еще у твоих внуков были такие светлые очи, як у Кутузова!

Затем в одно утро в город въехали легкие, пестрые, как петухи, гусары. А на следующий день появились на больших белых конях, в белых мундирах грузные, словно откормленные гуси, кирасиры.

Глядя на них, крепких и ладных, старики говорили:

– Ишь гладки! Мабудь, их гарно кормят!

– Та ж яка у них работа? Коня почистить да щеки себе выголить.

За кавалерией, подымая по дороге пыль, протарахтели десять пушек. Их медь горела как золото.

Дубоссарцы всполошились: а пушки зачем? Уж не война ли снова?

Но их успокоили солдаты:

– Салют отдавать турецкому послу.

– Ему бы и одной хватило, зачем же десять?

– Такая, братику, форма!

Последним притащился обоз. На подводах лежало обычное: палатки, мешки с провиантом, котлы, солдатская «худоба». Но четыре фуры были наглухо закрыты, и в них день и ночь сидело по два солдата с ружьями – один спереди, другой сзади.

Объяснилось и это: в фурах везут подарки султану.

– Что ж, мы побили турка да мы же и подарки ему везем?

– Э, не понимаешь! Наш посол в гости к ним едет – царица гостинец султану шлет.

– Не была б жинка: хитрая…

– И салтан нашей царице что-сь пришлет.

– Побачимо!

А через день в Дубоссары приехал какой-то важный, громадного роста генерал со свитой. Он остановился у обер-провиантмейстера Зимина, дом которого, весь в вишеннике, стоял на дороге из Дубоссар к Днестру.

Все думали, что приехал наш посол, но солдаты объяснили: этот великан – генерал-аншеф Пассек, белорусский генерал-губернатор. Он назначен комиссаром от царицы при размене послов.

– А-а, вiн вроде дружка чи свата! – догадались крестьяне.

Генерал Пассек поехал с офицерами к самому берегу реки, где стояли десять пушек, что-то говорил, указывал.

После его отъезда к берегу пришел обоз, и солдаты начали расчищать место и ставить палатки: здесь комиссар Пассек будет принимать своего и турецкого послов. А на реке сделали пристань и приготовили паром и лодки для перевоза.

Но самое интересное настало в воскресенье 4 июня. С утра ребятам – хоть разорвись: у реки было на что поглазеть, а у дома обер-провиантмейстера Зимина – и подавно.

В ставке генерала Пассека лакеи накрывали парадные столы для завтрака, убирали ветками палатки.

Турецкий и русский паромы для перевозки экипажей, повозок и воинских команд были наготове.

Посреди Днестра виднелся турецкий плот, на котором условились встретиться послы. Турки покрыли его дорогими коврами, и он чуть покачивался на реке, словно какой-то необычайно яркий цветок. На ковре стояли друг против друга два кресла, а за ними несколько скамеек, закрытых парчой.

Турецкие челноки сновали взад и вперед по реке, приставали к левому берегу, турки говорили с русскими солдатами-лодочниками.

Переводчик-татарин спрашивал у русских солдат:

– Правда ли, что у вас даже бабы пьют вино?

– А почему бы им не пить? – улыбался мушкатер.

– Только поднеси, осман, увидишь, как хлещут!

– Говорят, пьют оттого, что ваша сторона сильно холодная. У вас самый край земли. Туда и солнце мало достает. Если б народ не пил, так вымерз бы с корнем!

Мушкатер подмигнул товарищам и сказал:

– У нас холодно, это верно: вот борода у человека как обмерзнет зимой, так и до лета не оттает. Оттого у нас и бороды светлее ваших…

Турки смотрели исподлобья, молча курили, а русские солдаты весело пересмеивались.

Ребятишкам интересно потолкаться на берегу.

Всю дорогу на добрые полверсты заняли конные и пешие солдаты и разные посольские служащие в парадных кафтанах и париках.

Какой-то подполковник, сидя на лошади, устанавливал порядок шествия к берегу посольской свиты:

– Фурьеры, становись сюда, перед кирасирами! Господа переводчики, вы за пехотой. Антон, подавай карету! Так. За каретой господин шталмейстер. Лакеи, официанты, метрдотель, вот ваше место!

Ребята смотрели и не понимали, кого так мудрено называет подполковник.

За красивой – вся в стеклах – каретой становились не то бабы, не то мужики: в красных, расшитых шелковых кафтанах, на голове шляпа, а из-под шляпы торчит косичка.

Их тотчас же заслонили всадники.

Захотелось побежать и посмотреть: а что делается теперь на турецком берегу?

И вдруг ударила пушка.

Ей тотчас же ответили с турецкой стороны.

Все конные и пешие, растянувшиеся по дороге от дома Зимина, зашевелились.

Мальчишки побежали по обочине дороги, крича:

– Пойихалы! Едуть!

Вдоль дороги стояли толпы народа. Мужики, бабы, разряженные, перешептывающиеся между собою девчата.

Впереди всех ехал, важно упершись одной рукой в бок, молодой офицер. За ним – два солдата со значками, а потом, как белая каменная стена, кирасиры.

– Бач, бач, гарный!

– Который?

– О, той, что поглядае…

– Biн до нас заходил напиться.

– Та шо ты!

Загремели трубы, ударили барабаны. За кирасирами шли музыка и пехота: ать-два, ать-два! Как одна нога!

Ребята бежали рядом с оркестром. А за пехотой медленно ползла карета, окруженная гусарами. В карете сидели какие-то важные господа. Один – видать, не русский – смотрел по сторонам с такой миной, будто у него живот схватило и он только выбирает место, где бы выскочить…

Деды и бабы кланялись карете в пояс:

– Мабудь, сам посол! Туз!

А за каретой ни с того ни с сего, как за телегой цыгана, табун коней. Сытые, вычищенные – так и лоснятся.

– Кони. Як на ярмонке!

– А воны куды ж?

– Туркам.

– У турка кони краще.

– Вот нам бы таких по одному!

За лошадьми – пешие и конные. Кто из них военный, кто – так, не разберешь.

И опять карета, но уже запряженная шестериком. На запятках пажи, а гайдуки по бокам. И кругом нее – гусары. Деды и бабы опять кланялись до земли. Ребята бежали, старались рассмотреть посла, но в карете сидели двое: оба толстые, оба в треуголках, у обоих лента через плечо и на груди как жар – ордена.