Книга Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17 февраля 1938 года Абрам Слуцкий был неожиданно назначен наркомом внутренних дел Узбекистана. В тот же день сослуживцы устроили его торжественные проводы в кабинете первого заместителя наркома НКВД Михаила Фриновского. По распоряжению Ежова во время этого «торжества» Слуцкого отравили. Существует версия, что отравили инъекцией цианистого калия. Ежов впоследствии это подтвердил. Но по официальной версии Абрам Аронович скончался от самой обычной сердечной недостаточности.
Для следователя НКВД Леонида Чертока тоже наступило тревожное время. Художник-карикатурист Борис Ефимов, чья жена была старшей сестрой супруги чекиста, писал в воспоминаниях:
«В дом Леонида и Сони Чертой пришла зловещая тревога. Бывая в эти дни у старшей сестры, Соня рассказывала, как Лёня в совершенно невменяемом состоянии мечется по квартире, повторяя, как в бреду:
– Вот тебе и “железный Генрих Ягода”… Вот тебе и “сталинский нарком”…
Возвращаясь домой со службы, Черток с ужасом рассказывал, как он встречает в коридорах своих обросших бородами вчерашних товарищей по работе, которых под конвоем ведут на допрос. И понимает, что в самое ближайшее время это ожидает его самого».
19 февраля 1938 года у берегов Гренландии ледокольные пароходы «Таймыр» и «Мурман» сняли с льдины, которая за 274 суток дрейфа прошла более 2500 километров, зимовавших на ней «папанинцев».
20 февраля Выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР рассматривала в Ленинграде «дело» поэта Бориса Корнилова. В приговоре было сказано:
«Корнилов с 1930 г. является активным участником антисоветской террористической организации, ставившей своей задачей террористические методы борьбы против руководителей партии и правительства».
Приговор гласил: исключительная мера наказания. На следующий день Бориса Петровича Корнилова расстреляли. А страна продолжала петь его песню (музыка Дмитрия Шостаковича):
21 февраля специальная тройка НКВД приговорила Владимира Фёдоровича Джунковского (бывшего губернатора Москвы и бывшего советника Феликса Дзержинского) к высшей мере наказания. В тот же день его расстреляли на Бутовском полигоне НКВД «Коммунарка».
26 февраля в городе Свердловске был арестован Павел Дыбенко. Ему сразу же предъявили обвинения в связях с маршалом Тухачевским, которого сам же Дыбенко, назначенный одним из судей арестованных военачальников, год назад отправил на расстрел. Началось следствие с ежедневными допросами.
А Валерию Чкалову в феврале того же года было присвоено звание комбрига (командир бригады в тогдашней Красной армии являлся как бы промежуточной ступенью между полковником и генерал-майором).
И тут вдруг вновь заговорил о фальсификации дел, возбуждаемых сотрудниками НКВД, Арон Александрович Сольц. Об этом – Анастас Иванович Микоян:
«Сольц на Хамовнической партийной конференции выступил с разоблачением Вышинского, говорил, что тот фабрикует дела, что вредительства в партии нет… Конференция встретила его выступление в штыки, его обвинили в клеветничестве и прочем».
Сольц хотел попасть на приём к Сталину, но получил отказ. Вскоре его отстранили от работы в прокуратуре и принудительно поместили в психиатрическую клинику.
И всё-таки неожиданный демарш Арона Сольца, видимо, подействовал на вождя.
Лев Разгон:
«…в феврале 38-го Сталин устроил очередное своё театральное действо: поставил на Пленуме ЦК вопрос о “некоторых перегибах”…»
22 февраля 1938 года воевавший в Испании 31-летний советский лётчик Иван Проскуров получил звание комбрига.
В тот же день (22 февраля) бывший кандидат в члены политбюро Павел Постышев был арестован на своей московской квартире. Его жену тоже арестовали.
А 2 марта начался третий судебный процесс. На этот раз предстояло рассмотреть дело «антисоветского право-троцкистского блока». Среди обвинявшихся – бывшие члены политбюро Николай Бухарин, Алексей Рыков и Николай Крестинский, бывший нарком Генрих Ягода, бывший дипломат Христиан Раковский, врач Дмитрий Плетнёв, бывший секретарь Максима Горького Пётр Крючков и ещё четырнадцать человек.
Вальтер Кривицкий:
«На то, чтобы склонить их к признаниям, потребовался целый год…
Все подсудимые обвинялись в измене родине, шпионаже, диверсии, терроре, вредительстве, подрыве военной мощи СССР, провокации военного нападения иностранных государств на СССР».
Лишь один подсудимый Николай Николаевич Крестинский (бывший член политбюро и бывший нарком финансов) ни в чём признаваться не захотел. И в первый же день заседания суда он заявил:
«– Я не признаю себя виновным. Я не троцкист. Я никогда не был участником “правоцентристского блока”, о существовании которого я не знал. Я не совершал также ни одного из тех преступлений, которые вменяются лично мне, в частности, я не признаю себя виновным в связях с германской разведкой».
Но на вернувшегося вечером в тюремную камеру Крестинского энкаведешники очень сильно «надавили», и на следующий день на вечернем заседании он сказал:
«Я прошу суд зафиксировать моё заявление, что я целиком и полностью признаю себя виновным по всем обвинениям, предъявленным мне».
Вальтер Кривицкий:
«Мир был сбит с толку тем, с каким жаром обвиняемые и обвинители соревновались между собой, подтверждая их вину. На каждом процессе шло соревнование между подсудимыми за право признать себя виновным в совершении большего количества грехов и преступлений. С каждым последующим процессом это безумие нарастало».
Лишь восемнадцать лет спустя бывший сотрудник санчасти Лефортовской тюрьмы НКВД дал такие показания:
«– Крестинского с допроса доставляли к нам в санчасть. Он был тяжело избит, вся спина представляла из себя сплошную рану, на ней не было ни одного живого места».
Стоит ли удивляться, что Крестинский, на которого вечером вновь «надавили», утром признал себя виновным во всех предъявленных ему преступлениях?
В списке обвиняемых Ягода шёл третьим. Очевидцы потом свидетельствовали, что выглядел он совершенно сломленным, свои показания читал по бумажке, которая дрожала в его руках:
«…читал так, словно видел текст в первый раз».
Кроме обвинений в шпионаже, Ягоде были приписаны организации убийств Кирова, Куйбышева, Менжинского, Горького и его сына. По поводу шпионажа Ягода заявил:
«– Нет, в этом я не признаю себя виновным. Если бы я был шпионом, то уверяю вас, что десятки государств вынуждены были бы распустить свои разведки».
