Книга Галили - Клайв Баркер

Однако от этого у Митчелла на сердце не стало спокойнее. Дом, в котором он находился, в свое время был тайным пристанищем женщин, куда, как он узнал еще юношей, не имел права входить никто из мужчин семьи Гири. На вопрос Митчелла «почему» отец, избегая прямого ответа, сказал, что отличительной особенностью Гири от прочих фамилий является почтительное отношение к своей истории, которую не всегда, можно понять, но которую всегда следует уважать. Думаю, излишне будет говорить, что такое объяснение никак не удовлетворяло юного Митчелла, который не имел ни малейшего желания продолжать туманную беседу об уважении к прошлому, а просто хотел узнать причину того, что казалось ему лишенным всякого смысла. Дом, в который допускались только женщины? Почему? Почему женщины заслужили право иметь этот дом (и на этом острове)? Ведь они не были финансовыми воротилами, не были крупными брокерами на бирже. Судя по распорядку дня его матери и ее приятельниц, они только и делали, что тратили заработанные мужчинами деньги. Поэтому он не мог понять, за какие такие заслуги им была оказана, подобная честь.

И не понял этого до сих пор. Конечно, ему подчас случалось видеть силу женщин Гири в действии, и это могло быть воистину впечатляющим зрелищем, но, будучи в полной зависимости от мужей, они, по сути, паразитировали на их труде, без которого были бы не способны вести столь роскошную и беззаботную жизнь. Если он прежде питал надежду, войдя в этот дом, найти ключик к мучившей его тайне, то его постигло глубокое разочарование. Пока он расхаживал по комнатам, волнение постепенно покинуло его, ибо он не нашел тут никаких тайн, никаких ответов на свои вопросы. Это был обыкновенный дом, немного запущенный, немного неухоженный, который было бы неплохо обновить, а лучше вообще снести.

Он поднялся наверх. Спальни второго этажа были столь же непривлекательны, что и гостиные внизу. Только раз он испытал чувство неловкости и стыда, подобное тому, что постигло его в окрестностях дома, — когда он вошел в самую большую спальню, где стояла разобранная кровать. Несомненно, прошлой ночью здесь спала его жена, но не столько этот факт вывел его из душевного равновесия, сколько неприглядный вид самой кровати — украшенная грубоватой резьбой, потертая и поблекшая, она показалась ему похожей на причудливый гроб. Он не мог даже вообразить, что вообще могло заставить женщину лечь в такую кровать. Нет, Рэйчел совершенно сошла с ума. Задержался он в спальне только затем, чтобы обыскать чемодан и дорожную сумку жены, но, не обнаружив ничего интересного, вышел в коридор, закрыв за собой дверь на ключ. Лишь вне спальни он осмелился задуматься об ином назначении кровати. Разумеется, это было брачное ложе, или, другими словами, место, где Галили посещал своих женщин, и когда Митчелла осенила эта мысль, он ощутил приступ тошноты, но так и не смог избавиться от неожиданно представшей его внутреннему взору сцены: все женщины Гири — Рэйчел, Дебора, Лоретта, Китти — возлежали в раскованной позе на этой кровати с одним и тем же любовником. Он ясно представил, как черные руки гладили белую кожу, как игривые мужские пальцы прикасались к тому, к чему не имели никакого права прикасаться, к тому, что ни по какому закону мира им не принадлежало — не принадлежало нигде, кроме этого злополучного, хмурого дома, где правили недоступные пониманию Митчелла принципы обладания. Ему хотелось только одного — схватить жену за плечи и хорошенько встряхнуть, и не просто встряхнуть, а трясти до тех пор, пока у нее не застучат зубы, — именно так он рисовал себе сцену их встречи. Может, ему все-таки удастся ее так напугать, что она наконец взмолится о пощаде и попросит у него прощения, а заодно и разрешения к нему вернуться. Возможно, он даже ее простит, — что вполне вероятно, если она сумеет тронуть его душу, — но беда была в том, что Рэйчел всегда была не слишком благодарной. Она никогда не вкусила бы роскоши высшего света и продолжала бы влачить заурядное существование, если бы он в свое время не изменил ее жизнь, а стало быть, она обязана ему всем, что у нее было. И чем же она ему отплатила? Неблагодарностью, предательством и изменой.

Но Митчелл знал, что ему следует проявить великодушие. В свое время отец сказал ему, что, когда судьба человеку благоволит, как благоволила она Митчеллу, во всех своих делах человеку этому надлежит проявлять особую щедрость и всячески избегать зависти и мелочности, двух неразлучных демонов, которые сопутствуют всякому, кто лишен дальновидности. Грешить надо, стоя на стороне ангелов, говорил ему отец.

Это было непросто понять, тем более что подобные примеры не часто встречаются в повседневной жизни. И вот Митчеллу выпал исключительный случай применить принципы, которым учил его отец, и, поборов в себе ревность и мстительность, стать другим человеком, лучшим человеком.

И все, что от него требовалось, — это трясти Рэйчел за плечи до тех пор, пока она не начнет умолять его о прощении.

Глава XVI

— Это кусок корпуса «Самарканда», — сказал Ниолопуа, указывая на прибившийся к берегу кусок доски. — Вон там еще один. И еще несколько в бурунах.

Когда Рэйчел подошла к воде, то в самом деле обнаружила несколько раскачивающихся обломков досок, а чуть дальше, за бурунами, увидела два плавающих куска крашеной древесины более крупных размеров, что вполне могло быть частью мачты.

— Почему ты уверен, что это от «Самарканда»? — спросила она Ниолопуа, который тем временем приблизился к ней и остановился у самого края воды.

— Не знаю, — ответил он, глядя на свои ноги, скрюченные пальцы которых вонзились в грязный песок. — Просто у меня такое ощущение. Но я ему доверяю.

— А разве не может так быть, что обломки корабля прибило к берегу здесь, а Галили выбросило в каком-нибудь другом месте?

— Конечно, может, — ответил Ниолопуа. — Скажем, он мог проплыть вдоль берега. В конце концов, природа не обделила его силой.

— Но ты в это не веришь.

Ниолопуа пожал плечами.

— Видите ли, — начал он, — что касается его жизни и смерти, ваши инстинкты работают тут не хуже моих. Если не лучше. Вы все-таки были ему ближе, чем я.

Кивнув, она взглянула вдаль, пытаясь охватить глазом всю замусоренную отмель — вдруг ее возлюбленный лежит где-нибудь в тени в столь обессиленном состоянии, что без посторонней помощи даже не может одолеть нескольких последних ярдов до берега? При этой мысли внутри живота у нее как будто что-то перевернулось. Он мог находиться совсем рядом и нуждаться в помощи любящего человека, а она об этом не знала.

— Я пройдусь вдоль берега, — сказала она. — Посмотрю, может, что-нибудь найду...

— Хотите, я пойду с вами? — спросил Ниолопуа.

— Нет, — покачала головой Рэйчел. — Спасибо, не надо.

Ниолопуа достал из нагрудного кармана сорочки самокрутку и старомодную стальную зажигалку.

— Не хотите сначала попробовать лучшей в мире Мэри-Джейн? — предложил он. — Отличная штука.

Она кивнула, и он раскурил косячок, затянулся и передал его Рэйчел. Она наполнила легкие ароматным дымом и вернула сигарету Ниолопуа.