Книга Воспоминания фаворитки [= Исповедь фаворитки ] - Александр Дюма

Теперь, как понятно каждому, никто не стал обсуждать со мной дело Караччоло. Как я уже сказала, я заперлась в своей каюте, чтобы не попасться на пути несчастного адмирала. Нельсон и сэр Уильям не мешали мне в этом: они слишком хорошо понимали, что стоит мне только увидеть или услышать его, как мое слабое женское сердце смягчится и им придется сражаться с моим состраданием, как это и случилось впоследствии, когда я просила у королевы милости для Чирилло, а королева на коленях безуспешно умоляла о том же своего супруга.

Я не выходила из своей каюты, но вот что мне рассказали позже.

Доставив Караччоло на борт, его тотчас развязали, приставили к нему двух караульных и приказали им не выпускать пленного из виду.

Около полудня созвали военный трибунал; он состоял из пяти неаполитанских морских офицеров, чьих имен я не знала, а председательствовал на нем граф Турн.

Допрос продолжался час. Караччоло отвечал с благородством, с достоинством, но никакой адвокат при этом не присутствовал, и у подсудимого не было времени подготовиться к защите, да, впрочем, ему и трудно было бы защищаться, поскольку он публично и открыто выступил против своего короля.

Поэтому его виновность была признана единогласно, протокол суда был представлен Нельсону, и тот с тем же бесстрастием, какое он проявил утром, написал:

«Капитану графу фон Турну

от Горацио Нельсона.

Принимая во внимание, что военный трибунал в составе офицеров на службе Его Сицилийского Величества собрался, чтобы судить Франческо Караччоло по обвинению в бунте против своего государя, и что указанный военный трибунал, признав его преступные деяния государственной изменой, приговорил Караччоло к смертной казни, настоящим Вам поручается привести в исполнение названный смертный приговор над вышепоименованным Караччоло, приказав повесить его на рее фок-мачты фрегата “Минерва”, принадлежащего Его Сицилийскому Величеству и ныне состоящего под нашим командованием.

Данный приговор должен быть приведен в исполнение сегодня в пять часов, причем тело Франческо Караччоло останется подвешенным в петле до захода солнца, после чего веревка будет перерезана и тело погрузится в море.

Горацио Нельсон.

На борту “Громоносного”, Неаполь, 29 июня 1799 года».

Караччоло ожидал, что его приговорят к смерти, но предполагал, что его, князя, обезглавят или расстреляют.

Когда ему прочитали приговор, где говорилось, что его повесят, он испытал ужасное потрясение, вознегодовал и просил офицера пойти к Нельсону и испросить для него милости быть расстрелянным, а не повешенным.

Нельсон отослал офицера, жестко ответив, что Караччоло приговорен военным трибуналом, состоящим из офицеров его страны, и он не вправе что-либо менять в их приговоре.

Караччоло настаивал, и офицер отправился с просьбой вторично; я слышала, как Нельсон грубо закричал:

— Занимайтесь своими делами, сударь, и не вмешивайтесь в то, что вас не касается!

Офицер возвратился на палубу.

Мне сказали, что тогда Караччоло стал уговаривать офицера пойти ко мне и просить, чтобы я добилась для него замены повешения расстрелом или отсечением головы.

Но офицер, должно быть, не решился обратиться ко мне после отповеди, которую только что получил от Нельсона. Он сказал, что искал меня, но не смог найти. Однако я перед Богом утверждаю, что никто не обращался ко мне с какими бы то ни было просьбами относительно Караччоло — ни с тем, чтобы ему сохранили жизнь, ни по поводу изменения способа казни.

В три часа осужденный Караччоло покинул «Громоносный» и был отправлен на «Минерву», где приговор должен был быть приведен в исполнение. Я об этом ничего не знала.

Минуту спустя ко мне явился сэр Уильям, сообщив только, что приговор вынесен и что Караччоло больше нет на корабле. Я воспользовалась этим обстоятельством, чтобы подняться на палубу: с семи часов утра я просидела взаперти и мне хотелось подышать свежим воздухом.

Небо выглядело пасмурным и печальным, несмотря на то что кончался июнь… Картина, представившаяся моим глазам, была под стать погоде: все эти фелуки, забитые пленниками, сам «Громоносный», тоже превращенный в тюрьму для некоторых из них, являли невыразимо грустное зрелище. Казалось, заполнившие их страдальцы охвачены сильнейшим волнением. Только тогда от прибывшего на корабль кавалера Мишеру я узнала, что, позволив им погрузиться на фелуки и заняв крепости, то есть воспользовавшись всеми преимуществами их капитуляции, лорд Нельсон захватил их в плен.

Как уже говорилось, мне рассказал об этом кавалер Мишеру, и вот как это произошло.

Кавалер Мишеру, кардинал Руффо и командор Белли — все трое — получили от пленников жалобу следующего рода:

«Как вам известно, часть гарнизонов, защищавших крепости, погрузилась на фелуки, направляющиеся в Тулон. Все эти люди крайне ошеломлены и подавлены. С полным доверием отнесясь к заключенному договору, мы внезапно оказались лишены возможности воспользоваться обещанным нам правом на отъезд. Прошло целых два дня после того, как мы спешно очистили форты, а нас держат здесь под прицелом судовых орудий, не выполнив ни одной статьи подписанного договора, не давая сдвинуться с места. Более того: вчера, около семи часов вечера, с глубокой скорбью мы увидели, как из наших рядов были вырваны генерал Мантонне, господа Масса и Бассетти, председатель исполнительной комиссии Эрколе д’Аньезе, председатель законодательной комиссии Доменико Чирилло, Эммануэле Борга, Пьятти и другие. Всех их увезли на судно английского командующего, держали там всю ночь, и ни один из них оттуда еще не вернулся.

Весь гарнизон ожидает от Вас прямодушного объяснения этого факта и выполнения условий капитуляции.

Альбанезе.

На рейде Неаполя, 29 июня 1799 года».

Нельсон взял бумагу, хладнокровно прочел ее и указал кавалеру Мишеру на тело, поднятое высоко в воздух с помощью шкива и висящее, покачиваясь, на веревке, прикрепленной к рее фок-мачты «Минервы».

— Вот мой ответ мятежникам, — сказал он. — Можете им так и передать, да и кардиналу Руффо заодно.

Мишеру удивленно глядел на эту картину, казалось ничего не понимая:

— Кто этот человек? Что с ним сделали?

— Это предатель Караччоло, — отвечал Нельсон. — А сделали с ним то, что он повешен по моему приказу. И так будет с каждым мятежником, с оружием в руках восставшим против его величества.

Я вскрикнула. Ведь и я тоже все это видела, но до той минуты не понимала, что именно творится у меня перед глазами.

Кавалер Мишеру, до крайности удрученный ответом адмирала, сел в лодку, закрыв лицо руками, и лодка двинулась к берегу.

В тот же день кардинал Руффо, убедившись, что не смог ни спасти Караччоло, ни добиться выполнения условий договора, послал в Палермо прошение об отставке.