Книга Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург

артиллеристам… Господа, враг сломлен и надломлен… Нет такой силы, которая могла бы одолеть русское царство».

Члены Гос. думы горячо приветствовали обоих министров, но тотчас же придали их выступлению особый смысл. «Военный и морской министры, – сказал Милюков, – на стороне Гос. думы и народа…» «Речь» писала, будто ген. Шуваев, подойдя к Милюкову, сказал ему: «Благодарю вас…» Вероятнее, что военный министр просто благодарил всех депутатов, окруживших его с приветствиями…

«Бедный старик, – писала о Штюрмере государыня, – как подло о нем и с ним говорят в Думе» (4.XI). «Но, – добавляла она (7.XI), – т. к. он играет роль красной тряпки в этом сумасшедшем доме, лучше ему на время исчезнуть».

Государь находился в Ставке. Думские события дошли до него не сразу. Военный и морской министры выступили без его полномочий; он их, однако, не осудил. Государь счел, что Штюрмер явно не в силах справиться с положением. «Я упрекаю его в излишней осторожности», – писал он государыне (8.XI). «Я боюсь, что с ним дела не пойдут гладко… Я не понимаю, в чем дело, но никто не имеет доверия к нему».

Обходительный, отнюдь не волевой человек, Б. В. Штюрмер, пришедший к власти под знаком благожелательности к Думе и к общественным организациям, не был способен дать надлежащий отпор натиску думского блока. Государь решил заменить его А. Ф. Треповым, человеком более твердым и энергичным.

Дума между тем прервала свои заседания, ожидая, что за выступлением военного и морского министра последуют дальнейшие шаги. Блок уже становился на точку зрения бойкота кабинета Штюрмера. А. Ф. Трепов пожелал сделать военно-морской комиссии сообщение о Мурманской ж.д.; А. И. Шингарев созвал комиссию, и она больше двух часов обсуждала, допустить ли министра в свое заседание; большинство, наконец, на это согласилось, но около половины членов комиссии ушло.

Когда 11 ноября в газетах появился указ об увольнении Штюрмера, в думских кругах стали говорить, что первый успех достигнут, но что нельзя почить на лаврах. «Случившееся грозит затемнить смысл совершающегося», – писала «Речь» и ставила дальнейшие условия: увольнение Протопопова, возвращение к власти Сазонова; Трепову к.-д. орган давал понять, что думская комиссия достаточно ясно показала свое отношение к нему… «Московские Ведомости» Л. Тихомирова (11.XI) предсказывали: «Уходом неугодных думской оппозиции министров дело не ограничится: пойдет еще более яростная агитация за то, чтобы портфели были отданы не кому иному как генералам от революции. На меньшем не примирятся ни в коем случае».

B бюро блока, однако, возникли споры. Прогрессивные националисты готовы были удовлетвориться достигнутым. Но делегаты общественных организаций настаивали на продолжении борьбы. «Самый факт победы Думы вызвал большое удовлетворение», – говорил кн. Львов (16.XI), но – «удовлетворение не полное, – говорил А. И. Коновалов (Военно-промышленный комитет). – Власть должна опираться на общественные круги, а Трепов – сподвижник Штюрмера». – «Нас ни в чем не удовлетворили; тот же Штюрмер, только более ласковый» (И. В. Годнев). П. Н. Милюков стоял за выжидательную тактику. Он был доволен. «1 ноября – эра, – говорил он. – Теперь и у рабочих впечатление – руководящая роль Думы».

Эти настроения и толки были известны и государю. В Ставку, куда 13 ноября прибыла государыня, были вызваны Трепов и Протопопов. Туда же прибыл и председатель Гос. думы Родзянко. Государь сначала предполагал заменить управляющего министерством внутренних дел; но при создавшейся обстановке он счел, что это было бы всеми воспринято как полная капитуляция перед требованиями блока и только вызвало бы ускоренный штурм власти. А. Ф. Трепову, который высказывался за отставку Протопопова, государь повелел работать с теми коллегами, которых он выбрал.

19 ноября А. Ф. Трепов прочел свою декларацию в Гос. думе. Как и Штюрмер при своем первом выступлении, новый министр говорил о желании сотрудничать с Думой и общественными организациями. Он также впервые сообщил, что союзники согласились предоставить России Константинополь и проливы. Но исторические заветы и национальные интересы России в тот момент оставляли почти всех совершенно равнодушными.

В начале заседания крайние левые пытались устроить Трепову обструкцию, и восемь депутатов было исключено. Левые резко протестовали. «Мы остаемся на посту верными служителями народа, – воскликнул Керенский, – и говорим: страна гибнет, и в Думе больше нет спасения!» – «Народ, которого здесь не видно, – заявил с.-д. Чхеидзе, – имеет свое мнение о происходящих событиях, и я предостерегаю вас, что это мнение не только против власти, но и против вас!»

Националист гр. В. А. Бобринский всю свою речь посвятил нападкам на Протопопова, который после отставки Штюрмера сделался очередной мишенью блока. Сенсацией дня была речь Пуришкевича. Этот известный правый депутат, издавна известный своей неуравновешенностью, набрался на фронте и в столице всевозможных слухов и сплетен и предполагал выступить против власти от имени правых. Фракция, ознакомившись заранее с его речью, единогласно, закрытой баллотировкой, отказалась признать Пуришкевича выразителем ее мнений; тогда он вышел из фракции, и одна из групп блока предоставила ему свое место в списке ораторов, но для широкой публики Пуришкевич все равно остался «представителем крайней правой».

В горячей и сумбурной речи, обвиняя самых разнообразных лиц – кого в корысти, кого в интригах, кого в потворстве немцам, – Пуришкевич в заключение призывал министров отправиться в Ставку, пасть к ногам царя и умолять его избавить Россию от Распутина. «Ночи последние спать не могу, даю вам честное слово, лежу с открытыми глазами, и мне представляется целый ряд телеграмм, сведений, записок, то одному, то другому министру…»

И Меньшиков, вообще поддерживавший кампанию блока, отозвался иронически о речи Пуришкевича, указав, что ему не хватает «политической грамотности», что он совершает «явно школьные ошибки». На его обвинения последовал целый ряд фактических опровержений. Но сторонники блока, разумеется, широко использовали это выступление депутата, которого все знали как крайнего правого. Левые относились с иронией к этой демагогии. A. Ф. Керенский писал: «Притупилось чувство меры, стерлись грани между дозволенным и недозволенным, стали путать Родичева и Пуришкевича, лишь бы, на страх врагам, “здорово вышло”…»[254]

Когда через три дня представитель правых Н. Е. Марков стал едко возражать на речи ораторов блока, его все время перебивали возгласами с мест, а Родзянко стал делать ему замечания и в конце концов лишил его слова. Марков, возмущенный, бросил в лицо председателя несколько крепких слов[255]. Думское большинство исключило его на 15 заседаний; депутаты даже выражали сожаление о том, что наказ не допускает более долгого срока исключения.

Попытка Трепова была отвергнута думским блоком; кампания против власти достигла высшего напряжения. 22 ноября Гос. дума приняла резолюцию о том, что «влияние темных безответственных сил должно быть устранено» и что «всеми средствами надо добиваться, чтобы был образован кабинет, готовый опереться на Гос. думу и провести в жизнь программу ее большинства». После отставки Штюрмера многим казалось, что власть уже переходит в