Книга История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III - Семен Маркович Дубнов

в честь кишиневских жертв в синагогах, он гневно восклицает во имя Божие:

Подними глаза и посмотри, как они погружены в горе.

Ты слышишь, как они плачут и рыдают, и скорбные молитвы читают.

Вы видите, как они бьют себя в грудь и просят прощения...

О чем они молятся?... Скажи им протестовать!

Грозить на Меня кулаками и справедливости требовать!

Справедливость за все, что они страдали на протяжении поколений,

Так что Мои Небо и Трон сотрясутся до основания!

Ни погромы начала восьмидесятых, ни московские зверства начала девяностых не могут сравниться по своему душераздирающему действию на русское еврейство с кишиневской резней. Оно пробудило жгучее чувство мученичества, но вместе с ним и чувство героизма. Всех охватил один и тот же порыв — организация самозащиты, как бы говоря: «Раз правительство не защищает нашу жизнь и честь, то мы сами обязаны защищать ее». Погромная паника, охватившая весь Юг после страшных дней 6—7 апреля, привела к организации в ряде городов обществ самообороны. Плеве знал об этих приготовлениях и оказался в затруднительном положении. Он понимал, что эти усилия могут помешать организации погромов, так как последние уже не будут безопасны для убийц и грабителей, и, кроме того, он был полон опасений, что эти общества самообороны могут стать рассадниками революционной пропаганды. и обеспечить тренировочную площадку для политических демонстраций. Эти опасения были высказаны в изданном в конце апреля циркуляре, в котором министр предписывал губернаторам, во-первых, «не допускать никаких обществ самообороны», а, во-вторых, чтобы власти приняли меры для «предотвращения насилия» и «пресечение беззакония». Последующие события показали, что последний приказ так и не был приведен в действие. Однако первая инструкция была проведена с беспощадной жестокостью, и во время следующих погромов войска первым делом расстреляли членов самообороны.

Таков был настрой русского еврейства, указ от 10 мая 1903 г., открывший евреям для «свободного проживания» сто один населенный пункт в различных правительствах черты оседлости, которые до сих пор были запрещены для них по «Временные правила» 1882 г. были встречены с полным равнодушием. На самом деле многие сельские населенные пункты, включенные в этот указ, были на самом деле городами, превращенными в «села» по наущению злобных чиновников с единственной целью сделать их недоступными для евреев. Украденное имущество было теперь возвращено с небольшим излишком. Данаидский подарок, который, казалось, был преподнесен евреям в качестве компенсации за кишиневские ужасы, не мог не вызвать у них отвращения. В скобках можно заметить, что правительство само свело на нет моральный эффект своего «акта благодати», издав в тот же день новый репрессивный закон, запрещающий привилегированным евреям, имевшим право на проживание вне черты оседлости, приобретать недвижимость. собственности в селах и селах. Узел беззакония в одном месте развязался на волосок, а в другом затянулся.

Горе и стыд за «кишиневские дни» вооружили руку Пинкуса Дашевского, благородного еврейского юноши, против самого виновного зачинщика резни — Крушевана. Дашевский, сын военного хирурга, приехал из Киева, где он учился в Политехникуме, в Петербург, чтобы наказать жалкого наемника юдофобов, который своей преступной газетной агитацией вызвал кишиневский пожар. 4 июня 1903 года он напал на Крушевана в самом центре столицы, на так называемом Невском проспекте, ранив его ножом в шею. Рана оказалась несерьезной, и «пострадавший» смог вернуться домой, не приняв первой помощи, предложенной ему в соседней еврейской аптеке. Дашевский был арестован и предан суду. На предварительном следствии он откровенно признался, что намеревался отомстить за кишиневскую резню, убив Крушевана. Крушеван, теперь более свирепый, чем когда-либо, потребовал в своей газете «Знамя» предать еврейского мстителя военно-полевому суду и казнить его, и его требование было подхвачено всей антисемитской прессой. Дело рассматривалось в окружном суде за закрытыми дверями, правительство Плеве, очевидно, опасалось появления в зале суда кровавого призрака Кишинева.

Интересы Крушевана представлял адвокат-антисемит Шмаков, впоследствии фигурировавший в процессе Бейлиса. Защитник Дашевского (адвокат Грузенберг и др.) утверждал, что поступок его подзащитного был продиктован намерением не убивать, а лишь выразить свой протест против разнузданной преступной деятельности Крушевана. Дашевский получил суровый приговор к пяти годам условной военной службы (26 августа). Апелляция была подана в Сенат, но решение суда низшей инстанции осталось в силе. Юноша, в порыве праведного негодования давший волю возмущенным чувствам своего истерзанного народа, был закован в цепи и сослан в гущу убийц и воров, а продажный подстрекатель, чьи руки обагрились кровью многочисленные жертвы, уцелевшие и с помощью государственных средств, продолжал свою преступную деятельность, разжигая ненависть населения к евреям.

4. Визит доктора Герцля в Россию

Живой бюрократический ум Плеве быстро сделал выводы из дела Дашевского. Он понимал, что кишиневская резня разожжет национальное еврейское чувство и направит национальное или сионистское дело в русло революционного движения. Соответственно, 24 июня 1903 г. Плеве издал губернаторам циркуляр с пометкой «строго конфиденциально» и разослал через Департамент полиции, предписывая принять энергичные меры против «пропаганды идей сионизма», которые отошла от своей первоначальной цели — переселения евреев в Палестину — и «направила свою деятельность на укрепление еврейской национальной идеи», проповедуя «организацию евреев в уединенные общества в местах их теперешнего проживания». Выполняя эти приказы, полиция начала преследование сионистов в ряде городов, запрещая продажу акций Еврейского колониального треста, сборы в Еврейский национальный фонд, собрания и конференции сионистских обществ.

Вскоре после этого, 25 июля, в Санкт-Петербург прибыл лидер сионистов доктор Герцль, чтобы убедить российские власти прекратить эти преследования. Помимо этой непосредственной цели, Герцль имел в виду еще одну, более важную миссию. Он надеялся получить от русского правительства обещание оказать дипломатическое давление на Турцию в пользу разрешения широкомасштабного поселения евреев в Палестине. Во время своих четырех интервью с Плеве сионистскому лидеру удалось убедить министра в том, что «в интересах российского правительства оказывать помощь сионистскому движению». Плеве ответил — и впоследствии письменно подтвердил свой ответ, — что русское правительство готово помогать сионизму до тех пор, пока его политическая деятельность будет направлена на достижение его целей за пределами России, на создание еврейского центра в Палестине и эмиграции евреев из России, но что, как только движение будет обращено вовнутрь, т. национальная политика. Герцль уверял Плеве, что политический сионизм без фразы не преследует никакой другой цели, кроме создания центра вне диаспоры.

И Плеве, и Герцль, казалось, остались довольны результатами беседы. Герцль встретился также с министром финансов Витте и министром иностранных дел Ламсдорфом и уехал из Петербурга в обнадеживающем настроении. По пути в