Книга Долгая дорога - Валерий Юабов

Меня просто поражало – когда же этот лекарь-травник, этот знаток восточной медицины успел стать строителем? Правда, по образованию он был инженером-гидротехником. Но ведь инженер-строитель – это нечто иное, это специалист, которому необходима совершенно особая и очень основательная подготовка. Не берусь судить профессионально, но то, как Мухитдин вел себя на стройке, говорило само за себя. Он был здесь таким же, как в своем врачебном кабинете.

Иногда Мухитдин разговаривал с людьми, мне незнакомыми. Оказывается, кроме наемных рабочих и учеников, на стройке работали также и здешние друзья доктора. А кроме того, существовал и широкий, очень, я бы сказал, широкий круг участников стройки – и находились иные из них далеко за пределами Намангана. Поинтересовался я, например, как удается доставать дефицитные, насколько мне известно, строительные материалы.

– Выходим из положения, – ответил Мухитдин. – Мрамор для фасада, скажем, прислали из Германии. А из Саудовской Аравии…

– Как это? – ахнул я.

– Очень просто, – невозмутимо сказал табиб. – Пациентов же повсюду много. Вот и помогают. Безвозмездно, от души…

Мы в это время стояли на втором этаже, у парадной лестницы, над которой предполагалось построить большой холл с куполом над ним. И только заговорили мы об этом куполе, как я увидел еще одного Мухитдина – Мухитдина-художника, мечтателя, поэта.

Представляешь, – говорил он, – над нами – свод, а на своде – Вселенная… Звезды, планеты… Вот здесь – Млечный Путь. Широкой такой лентой… А во-о-н там, комета будет лететь…

Глаза табиба сверкали, рука его с горящей сигаретой как бы описывала траекторию кометы, летала от звезды к звезде… А, может, он уже видел сидящих в этом холле пациентов, которым ночное небо над головой, сверкающие звезды, ощущение вечности нашепчут что-то успокаивающее, мудрое, помогут избавиться от страха, поверить, что здесь к ним придет исцеление?

Не знаю, что он еще там видел, но я им любовался, я гордился им.

– Ну, что же, мне пора, – спохватился табиб. – Пациенты ждут.

Как ни интересно было на стройке, но мне давно уже хотелось побывать на приеме. И, получив разрешение Мухитдина, я вскоре отправился туда, где шли занятия.

Глава 17. Запах трав

Когда я вошел, доктор уже сидел за столом. С ним был один из учеников – тот самый Махмуджон, сменивший престижную профессию хирурга на нелегкое ученичество, которого я сегодня видел уже в третий раз… Все ученики Центра несколько раз в неделю по три-четыре часа практиковались в пульсодиагностике под непосредственным руководством табиба, на его приемах. Сегодня был черед Махмуджона.

Происходило это так. Доктор прослушивал пульс пациента, попутно задавал вопросы, помогающие уточнить диагноз, первоисточники заболевания. Свои соображения – все то, что он проследил по пульсу и выяснил в разговоре – Мухитдин тут же сообщал ученику. Скажем: «Нарушена взаимосвязь печень – толстый кишечник – желудок. Сыпь по коже в области живота». Или: «Сильный ушиб в детстве в результате падения. Ущемление нервных корешков в поясничной области позвоночника. Нарушена иннервация печень – поджелудочная железа. Частые запоры».

Затем больной переходил к ученику, который снова прослушивал его пульс, сопоставляя то, что ему удавалось услышать, с диагнозом, поставленным табибом. То есть пытался и сам нарисовать себе ту же картину заболевания. А после этого, пока табиб составлял список трав, необходимых больному для лекарства, ученик делал заметки – своего рода конспект, по возможности детальный, чтобы дома, повторяя материал, как можно более точно воссоздать каждую историю болезни.

Я заметил, что Махмуджон работает спокойно, четко, вдумчиво. Он даже успевал, держа руку на запястье больного, одновременно делать записи. Сказывался врачебный опыт, присущие хирургу хладнокровие и сосредоточенность…

Учитель и ученик работали, а я сидел у окна, наблюдая за ними… Что-то необычное было в самой обстановке этого приема, не говоря уж об отсутствии различных диагностических приборов. Я не сразу понял, что именно. Но внезапно меня осенило: здесь не раздражала привычная суета, царящая в американских госпиталях, в докторских офисах. Мухитдин не бегал из кабинета в кабинет. Ему не заносили результаты только что проделанных анализов. Не слышно было телефонных звонков и вообще даже не было телефона. Жизнь бурлила за дверью рабочего кабинета доктора, в приемной у секретаря, в коридоре. А здесь было тихо. Здесь была максимально спокойная обстановка – для получения максимально точных результатов осмотра.

Я вдруг подумал, что этот кабинет скорее напоминает студию художника. Правда, художник пишет красками на холсте, а Мухитдин рисует картину в своем воображении. Но и его пальцы участвуют в создании этой картины – красочного, объемного, детального изображения и пульсирующей артерии, и всего организма пациента. Организма действующего, живого, меняющегося…

И тут я вспомнил удивительно яркие образы, созданные Ибн Синой для объяснения каждого цикла колебаний артерии. Вот стройная, грациозная газель взобралась на вершину скалистого утеса. Что-то она нервничает, подскакивает, бьет копытом о скалу. Может, потому что путь с утеса к зеленой долине прегражден опасным врагом – серым питоном? О, как она встревожена! Сначала замерла. И вдруг не выдержала, решила рискнуть – в высоком прыжке пытается перескочить стерегущую ее змею… Пульс «газели»… Не правда ли, какое яркое и в то же время точное описание такого пульса, который, как поясняет сам Ибн Сина, «бьётся неровно в одной части удара, когда (эта часть) медленная, потом прерывается и (затем) спешит»… Современные медики нашли для этого другое определение – «мерцательная аритмия». Но суть – одна и та же!

…А больные все шли и шли в кабинет. Разговоры с ними велись преимущественно на узбекском, который я, к стыду своему, понимаю плохо. Поэтому доктор время от времени давал мне краткие пояснения.

– Пастух. С лошади упал, а лошадь – на него. Сразу же парализовало ниже пояса. Сюда в первый раз принесли на носилках. Шесть месяцев прошло – и, видишь, уже ходит…

Старик, о котором шла речь, в стоптанных сапогах и чапане, в это время уже ковылял к двери, опираясь на палочку. Его редкая полуседая бородка покачивалась в такт шагам. И хотя походку эту еще нельзя было назвать уверенной, Мухитдин смотрел вслед старику с явным удовольствием. Он был доволен, как любой врач, добившийся успеха в трудной ситуации.

Во время приема это происходило нередко. Порой я видел на лице доктора широкую улыбку, а иногда раздавался короткий смех, выражавший радость. К тому же он и закуривал – это было для него дополнительным удовольствием…

– Спасибо, табиб, большое спасибо, – говорил растроганный, довольный лечением пациент.

– Что вы, при чем тут я, – протяжно и даже чуть удивленно отвечал Мухитдин. – Я же вам просто дал хорошие травы… – Он приподнимал густые брови, воздевал руки к небу. – Бога благодарите, это он… А еще вам помогло ваше жизнелюбие, ваше стремление бороться с болезнью.