Книга Адмирал Колчак - Павел Зырянов

О переходе к обороне Адмирал в то время даже не думал. Неудачи казались ему временными. Верный ученик Суворова, Ушакова и Макарова, он и вообще-то признавал только наступление. Оборонительная тактика связывалась у него с именами Куропаткина, Витгефта и Рожественского. Уроки блестящей защиты Нахимова и Кондратенко, которые, имея ограниченные ресурсы, защищались стойко и изобретательно, не запали ему в душу. Эта приверженность к стремительной атаке едва не принесла ему головокружительный успех, а затем ускорила проигрыш всей кампании.

Но надо сказать, что и среди генералов, воевавших вместе с Колчаком, Будберг был едва ли не единственным, кто настаивал на защитном варианте. Даже осторожный Дитерихс не думал надолго закрепляться на намеченных рубежах. Переход в новое наступление, как мы помним, планировался на август, но затем сдвинулся из-за Челябинской операции. Расчёт делался не только на собственные средства, едва ли достаточные, но и на то, что у красных стало ухудшаться положение на Южном фронте и они начали перебрасывать туда силы с Восточного. Впоследствии, уже в эмиграции, генерал Рябиков, один из ближайших помощников Дитерихса, задавался вопросом: «Не было ли наступление сибирских армий преждевременным и недостаточно подготовленным и не лучше ли было отказаться от него и провести зиму в позиционной борьбе за Ишимом?»[1268] Время ведь работало не на советскую власть, на чьей территории свирепствовали голод и эпидемии.

Дитерихс расположился со своим походным штабом на небольшой станции к западу от Омска и приступил к подготовке наступления. По воспоминаниям Рябикова, это был «человек с ясным и быстрым умом, прямыми и твёрдыми взглядами». Он не скрывал своих монархических убеждений и глубокой религиозности. В его кабинете висело много икон. Дитерихс обладал большой трудоспособностью в соединении со стремлением самому всё знать и чуть ли не всё делать – часто сам писал даже телеграммы. В этом отношении он сильно напоминал генерала Алексеева.

Дитерихс был, как говорят, человеком очень нервным – пожалуй, не менее, чем Колчак. Но если Адмирал вспыхивал, начинал шуметь, бросать вещи – и вскоре утихал, а потом и забывал эпизод, то у Дитерихса вспышки гнева внешне мало в чём выражались. Поэтому многим он казался человеком спокойным и уравновешенным.[1269] Однако в самом себе он способен был носить и копить обиду очень долго, разряжая накопившееся чувство тогда, когда надо было бы уже обо всём забыть.

Красные уже подходили к Ишиму, когда Дитерихс 1 сентября дал приказ о наступлении. Первой двинулась вперёд 3-я армия. Волжская группа генерала Каппеля, усиленная ижевцами, южнее железной дороги остановила красных и обратила их вспять. А 3 сентября красные обнаружили у себя в тылу части Уральской группы генерала Косьмина, совершившие глубокий обход с юга. 5-я армия Тухачевского оказалась в критическом положении. Однако сразу же было замечено, что красные уже не те, какими были в пору «полёта к Волге». Они стали значительно устойчивее и не так легко поддавались панике.

Окружённые красные части, хотя и в довольно растрёпанном виде, смогли выйти из кольца. Кроме того, Тухачевский послал в бой свои резервы – две дивизии, одна из которых была уже выведена из его подчинения и готовилась к отправке на Южный фронт. Проявив такое самоуправство, командарм стабилизировал фронт. На всём его протяжении завязались упорные бои.[1270]

В августе, раскручивая идею создания Сибирского казачьего корпуса, Иванов-Ринов хвастливо заявлял, что выставит 18 тысяч шашек и штыков. В действительности удалось собрать 7,5 тысячи.[1271] К началу наступления комплектование корпуса завершено не было. Только 7 сентября основные его силы развернулись в долине Ишима.

Корпус имел приказ обойти с юга линию фронта, пройти по тылам красных и взять Курган. Но в это же время обходный маневр совершала ударная группировка красных. Столкновение лоб в лоб произошло 9 сентября на тракте из Петропавловска в станицу Звериноголовскую, у посёлка Островного (на современных картах – Островка Северо-Казахстанской области). Авангард Казачьего корпуса с ходу, не развернувшись в лаву, но лишь разомкнув ряды, вместе со штабами и командирами во главе с Ивановым-Риновым пошёл в атаку на изготовившегося к обороне противника, сквозь плотный ружейный, пулемётный и артиллерийский огонь. Очевидцы говорили, что зрелище было неописуемое.

Бой длился минут 40. Красные стреляли в упор и до самого конца. Их пушки замолчали лишь тогда, когда казаки изрубили артиллеристов. Обе стороны понесли тяжёлые потери—и трудно сказать, кто больше. По сведениям белых, полегло около 500 красноармейцев. Видимо, примерно столько же и казаков. Белые захватили всю артиллерию красных, участвовавшую в бою, и значительную часть пулемётов.

В тот же день казаки захватили и станицу Пресновскую, где была окружена часть ударной группировки красных. Всего же в двух сражениях 9 сентября казаки разгромили шесть стрелковых полков и четыре артбатареи красных.

Бой у Островного наблюдали Колчак и Нокс, оказавшиеся на передовой линии. Восхищённый Адмирал в тот же день наградил Иванова-Ринова орденом Георгия 4-й степени.[1272]

В сентябрьском наступлении у белых были и другие яркие эпизоды. Например, 10 сентября при занятии станции Голышманово они захватили весь штаб оборонявшей её красной бригады вместе с комбригом и канцелярией, а также 500 пленных.[1273]

3-я армия с боями продвигалась вперёд, а 1-я и 2-я армии долго не могли сдвинуться с места. Возникла угроза удара с севера во фланг 3-й армии. Тогда Дитерихс, решив опередить красных, приказал Уфимской группе Войцеховского нанести удар с юга по красным частям, противостоящим бывшей Сибирской армии. Это облегчило положение 1-й и 2-й армий, они тоже пошли в наступление, но продвигались с большим трудом. Правда, перед 2-й армией был очень крепкий противник.[1274]

После успеха под Островным и Пресновской, купленного очень дорогой ценой, наступательный порыв Казачьего корпуса вдруг выдохся. Неоднократные попытки прорваться сквозь фронт, чтобы совершить рейд по красным тылам, оказались тщетными.[1275] Приказ командующего фронтом оказался невыполненным. Иванов-Ринов ссылался на усталость людей и лошадей, нехватку фуража и на дожди, которые испортили дороги.