Книга По ту сторону моря - Екатерина Алексеевна Андреева

воздуху тянулась прохлада и свежесть близкой воды. Я натянула капюшон поглубже и поежилась. Я не обернусь. На этот раз точно. Ведь всем изгнанникам известно, что нельзя оборачиваться, когда вслед тебе смотрит ребенок.

Ни Ли, ни Джоанн не удалось отвоевать себе права пойти с нами. Служители такого юного возраста в шестой круг не допускаются. Они вообще не имеют права выходить из своих школ и храмов.

Джоанн обиженно надулась, а для Ли это стало настоящим ударом. Он гневно сверкал покрасневшими глазами и нервно сжимал кулаки, наблюдая за нашими сборами. На уговоры он никак не реагировал и только отворачивался, плотно стискивая зубы. Даже Двэйн не мог его успокоить.

– Мы не можем оставить их тут одних, – прошептал мне старший, поправляя мне упавшую с плеча лямку. Я вздрогнула от его прикосновения и снова придирчиво оглядела свое одеяние. Вырез чуть ли не до пупа, половина спины открыта, широкие, но постоянно спадающие лямки и кричащий красный цвет. Все мое нутро просто вопило от смущения и негодования. Такое нельзя носить. Слишком ярко, слишком откровенно, слишком… против правил. Я тяжело вздохнула, честно пытаясь прислушаться к словам Двэйна.

– Ты в порядке? – спросил он, заглядывая в глаза. – Ты прекрасно выглядишь!

– Не смеши меня, – раздраженно отозвалась я в ответ, нервно одергивая платье. – Я сейчас сгорю со стыда!

– Почему? – он усмехнулся. – Не волнуйся, оно закрывает все, что нужно… и открывает тоже… Ай! – воскликнул он, получив удар куда-то в плечо.

– Не издевайся! Это… это просто ужасно!

– Алиса, ты же не в Объединениях, – спокойно произнес он. – Никто тебя не накажет ни за яркий цвет, ни за откровенный вырез.

– Знаю, – процедила я. – Но мне все равно неспокойно. Это кажется неправильным!

Двэйн молча кивнул и, схватив черный балахон, накинул его на мои плечи.

– Так лучше? – с улыбкой спросил он, застегивая пуговицы.

– С каждой секундой, – абсолютно честно ответила я. – Наверное, мне уже никогда от этого не избавиться. От правил, которые внушали нам с детства. Как будто они где-то на подкорке сознания.

– Не спеши, – ответил старший. – Всему нужно время… Еще пара таких платьев, и тебе станет легче, – усмехнулся он и увернулся от очередного моего удара.

– Дурак, – буркнула я, позволяя перехватить свои руки.

Двэйн снова стал серьезным:

– Мы не можем оставить их со стражами. Кто знает, что они могут с ними сделать?

– Ты имеешь в виду, что эти дети сделают со стражами? – хмыкнула я.

– В том числе, – улыбнулся старший. – И я боюсь, как бы Ли не решил погеройствовать и тайно отправиться за нами.

– Хочешь оставить кого-то с ними?

Двэйн кивнул:

– Широ и Яна. Я уже с ними все обсудил, они готовы остаться. Но это значит, что нас будет меньше.

– Может, это и к лучшему. Чем меньше людей, тем проще оставаться незамеченными.

– Наверное, – он вздохнул, разглядывая наши руки, и замолчал.

– Что случилось? – тихо спросила я.

Старший неопределенно пожал плечами, а потом прижался лбом к моему, так и не поднимая взгляда от наших переплетенных пальцев.

– С момента, как мы покинули Пустошь, я ни в чем никогда не уверен, – прошептал он. – Там все было ясно. Есть охотники, есть Советы, есть всякие чудища, с которыми нужно бороться. Есть четкий путь, которому нужно следовать. А здесь… Здесь все двусмысленное, запутанное. Непонятно, чему верить и что делать. Мы пришли сюда за ответами, но у меня, честно говоря, одни вопросы. Кажется, что мы попали в чужой мир, правила которого нам никто не рассказал, – он выдохнул, словно освободился от давно душивших его мыслей.

– Да, – кивнула я. – Наверное, это даже хуже, чем попасть из Города в рейты. Ведь там все равно все объединено историей. А здесь… мы и правда чужаки. Изгнанники, – я тоскливо усмехнулась. – Даже здесь мы изгнанники. Но, возможно, это неплохо. По крайней мере, мы знаем, кто мы такие.

– Что ж, ответ принимается, – усмехнувшись, ответил Двэйн и поцеловал меня.

Он обнял меня за талию и притянул к себе, а я обхватила его за шею. И все было так хорошо, пока…

– КХ-КХ!!! – оглушительно раздалось прямо у меня в ухе.

– Джоанн!! – крикнули мы со старшим, оторвавшись друг от друга.

– Раз уж меня бросают в этой развалюхе, я хочу поговорить с Лисой. У меня очень важное дело. И все свои не очень важные дела можете оставить на потом. Когда меня не будет тошнить от вашего вида, – высокомерным тоном заявила девочка и показательно скривилась.

– Духи Пустоши, – выдохнул Двэйн. – Мне придется очень многое рассказать Рейгану. И отправить тебя на воспитание на кухню к Мамушке.

Джоанн только отмахнулась:

– Они уже собираются уходить, давай быстрее, я скажу Лисе пару слов.

Мы со старшим переглянулись, и я обреченно развела руками. Двэйн отошел, оставляя нас с девочкой наедине.

– Ну, что такое? – спросила я, складывая руки на груди. – Боишься соскучиться?

Джоанн хитро улыбнулась:

– Боюсь, что ты, как всегда, будешь думать не о том, – недовольно прогнусавила она.

– И о чем же я должна думать?

– О моей загадке, – шепотом ответила Джоанн, и я привычно поежилась. – Ты помнишь мою песенку? Конечно же, ничего ты не помнишь! Но я знала, что так будет, поэтому записала ее на бумажке. На, – она вложила мне в руку потрепанный кусок бумаги. – Не знаю, можно ли будет тебе унести его с собой к Древу, так что лучше выучи слова наизусть. Песенка тебе поможет.

– Джоанн, объясни ты толком, в чем она должна мне помочь?

– Откуда мне знать? – сердито откликнулась девочка. – Он сказала, что поможет, значит, так и есть. Выучи ее. И, кстати, в твой рюкзак я положила еще один подарок. Так что постарайся пронести свои вещи до конца. Удачи, Лис! – и она ускакала на другой конец комнаты, лучезарно улыбаясь и светясь от удовольствия.

Я проверила свой рюкзак сразу же. И среди всех подготовленных заранее вещей нашла лишь одну чужую – маленький коробок спичек.

Мы шли через лес до самого рассвета, и когда первые лучи солнца упали на джунгли, густые заросли резко оборвались, и нам открылся заросший берег широкой реки. Она текла медленно, неспешно, почти бесшумно, загибаясь плавной дугой и разливая по воздуху запахи тины и холодной свежести. Она казалась глубокой, ее блестящая гладь