Книга Воспоминания фаворитки [= Исповедь фаворитки ] - Александр Дюма

Это письмо вручили Руффо те же капитаны Трубридж и Болл, ранее доставившие ему первый протест адмирала. Поскольку ответ сэра Уильяма Гамильтона не содержал в себе достаточно определенных обязательств, кардинал обратился к присланным офицерам с расспросами, и те пояснили смысл письма, сказав, что адмирал не станет препятствовать посадке республиканцев на суда. Тогда кардинал спросил их, уполномочены ли они дать письменное подтверждение того, что они сейчас только сказали, а именно: Нельсон обещает не препятствовать посадке республиканцев на суда.

Офицеры посовещались с минуту и заявили, что не видят к тому никаких препятствий.

Затем Трубридж взял лист бумаги и собственной рукой написал:

«I capitani Troubridge е Ball hanno autorita per la parte di milord Nelson di dichiarar à la Sua Eminenza che milord non si oppozza à l’imbarco dei ribelli della gente che compone la guamigione dei castelli Nuovo e dell’Ovo»[56].

Когда капитаны передали эту декларацию кардиналу, он сказал:

— Теперь, господа, будьте любезны поставить свои подписи.

— Прошу прощения, ваше преосвященство, — отвечал Трубридж, — но наши полномочия распространяются на военные дела, а не на дипломатию. И все же, поскольку эта бумага, хоть и без подписей, написана нами собственноручно, мы предлагаем вам принять ее на веру.

Руффо не настаивал: то ли потому, что слишком обрадовался, найдя выход из столь опасного тупика, то ли просто опасаясь оскорбить чувства офицеров.

Возвратившись, Трубридж и Болл рассказали, каков был их образ действия, и получили полное одобрение Нельсона и сэра Уильяма.

LXXXIX

Поскольку у лорда Нельсона имелось особое распоряжение короля и королевы относительно адмирала Караччоло — он должен был захватить его живым или мертвым, — милорд приказал справиться о нем в городе, и ему сообщили, что в ночь с 23-го на 24-е Караччоло скрылся и к настоящему времени, должно быть, уже перешел границу.

Это известие настолько вывело Нельсона из себя, что он разразился проклятиями, и его ярость не могло умерить даже мое присутствие. Но вскоре, около половины двенадцатого вечера, до нашего слуха донесся крик, который издает после вечерней зори часовой, когда замечает, что к кораблю, где он несет вахту, приближается лодка.

Нельсон, словно догадываясь, какую важную новость эта лодка везет ему, поставил обратно на стол чашку чая, только что поднесенную к губам, и подошел к дверям каюты. Там он столкнулся с дежурным офицером.

— Какой-то крестьянин хочет поговорить с милордом с глазу на глаз, — сказал офицер.

— Крестьянин? Что ему нужно?

— Насколько я мог разобрать его местное наречие, он что-то толковал о Караччоло.

— О Караччоло? Черт возьми! Посмотрим, с чем он явился! Ведите-ка сюда вашего крестьянина, сударь.

Крестьянин был не кем иным, как арендатором Франческо Караччоло, и у него скрывался злосчастный адмирал.

Этот человек явился, чтобы выдать своего господина, но желал, чтобы ему хорошо заплатили.

Ему пообещали четыре тысячи дукатов и выдали тысячу задатка.

Он требовал, чтобы дело сохранили в величайшем секрете, особенно от кардинала Руффо, ибо, как он утверждал, тот был пособником бегства Караччоло.

Было условлено, что кардинал не узнает о происходящем ровным счетом ничего.

Чтобы преуспеть в задуманном предприятии, крестьянин попросил себе в помощь четырех человек.

Здесь начались сложности.

Нельсон охотно дал бы ему четверых английских матросов, но английские матросы, как их ни переодевай, непременно возбудили бы подозрения, поскольку они не говорят на местном наречии.

Нельсон спросил предателя, не знает ли он сам четырех человек, на которых мог бы положиться. Тот отвечал, что знает, и, будь у него деньги, он бы имел все необходимое, однако для этого потребовалось бы, по меньшей мере, пятьдесят дукатов на человека.

Следовательно, приходилось рискнуть еще двумястами дукатов. Нельсон согласился дать эти двести дукатов.

Взамен арендатор назвал свое имя и деревню, где стоял его дом: звали его Луиджи Мартино, а жил он в Кальвидзано.

Договорились, что английская лодка будет на следующий день вечером ждать в Гранателло, чтобы взять на борт адмирала, если он будет схвачен, и прямо доставить его на «Громоносный».

Это была важнейшая новость, но никто еще не решался слишком льстить себя надеждой, что она правдива. Потому и сэр Уильям в письме, посланном утром 27-го генералу Актону, упоминает о ней лишь мимоходом.

Вот это письмо; оно дает точное представление о положении, в котором в те дни находился Неаполь:

«Из моего последнего письма Вашему Превосходительству должно было стать ясно, что кардинал и лорд Нельсон никак не смогли поладить. Вот почему по размышлении мы решились на маленькую военную хитрость, и вчера лорд Нельсон поручил мне написать Его Преосвященству, что он не станет препятствовать посадке мятежников на корабли и что Его Милость готов оказывать ему всяческое содействие силами флота, коим он командует. Это дало наилучшие результаты. Неаполь, взволнованный сомнениями, не нарушит ли лорд Нельсон перемирие, теперь совершенно успокоился, и добрейший кардинал приказал отслужить “Те Deum”, дабы возблагодарить Господа за спасение своих милых патриотов. Переговорив о том с Трубриджем и Боллом, он решил, что мятежники из Кастель Нуово и Кастель дела’Ово погрузятся на суда сегодня вечером, в то время как пять сотен английских моряков сойдут на берег и займут места гарнизона обеих крепостей, над которыми — благодарение Богу! — развеваются флаги Его Сицилийского Величества.

Мы находились в шлюпке милорда Нельсона, когда моряки высадились у карантинной службы. Народ бурно выражал свою радость; на всех окнах развевались полотнища и ленты цветов неаполитанского и английского знамен; когда же мы овладели крепостями, надо всем Неаполем расцвели огни огромного фейерверка. Короче, я питаю большую надежду на то, что прибытие сюда лорда Нельсона послужит к вящей пользе и славе Их Сицилийских Величеств. Но мне было необходимо встать некоторым образом между милордом Нельсоном и кардиналом, ибо в противном случае все бы погибло в первый же день.

Дерево мерзости, высившееся перед дворцом, было повержено наземь, и с головы Джиганте сорвали красный колпак. Капитану Трубриджу поручили надзирать за тем, как мятежники погрузятся на фелуки, но без приказа адмирала Нельсона с места они не сдвинутся, поскольку милорд ведь дал слово “не препятствовать их посадке на суда”, но о том, что он с ними сделает после этого, речи не было…