Книга Ручей любви - Линда Ховард

— Вот так это будет происходить между нами, — пробормотал он. — Жарко и дико. Подумай об этом, черт бы тебя побрал.

Все ее тело сжалось от наслаждения и боли. Его горячее дыхание щекотало ее. Нестерпимый жар охватил Ди, и она застонала, слегка раздвинув бедра. Как если бы это послужило ему сигналом, он отпустил ее и поднялся с потемневшим лицом.

— Я могу довести тебя до неистовства. Не забудь об этом, когда захочешь использовать против меня дробовик.

Лукас вышел, оставив ее лежать в расстегнутой, распахнутой рубашке, с обнаженной грудью, ощущая неистовую страсть, которую он разбудил в ней.

— Черт бы тебя побрал, — прошептала Ди, и она бы выкрикнула это, если бы знала, что он услышит ее.

Ее знобило от злости и от опустошающей муки, которую он пробудил в ее теле. Никогда раньше Ди не ощущала себя беззащитной перед мужчиной. И это была самая пугающая вещь из всех, с которыми она столкнулась в жизни, гораздо более пугающая, чем одиночество и необходимость заботиться о себе.

Потеря обоих родителей потрясла Ди до глубины души. Она была напугана, страшно напугана, но ей нужно было продолжать жить. Неспособная поведать кому-либо свои чувства, она замкнулась, ушла в себя. Ди не могла позволить себе пойти на риск и потерять еще кого-то, кого бы она любила. Она бы не выдержала новую боль. Работа на земле сохранила ей разум, вернула ощущение жизни. Ведь земля так щедра, и она, по крайней мере, была вечной. Ди могла верить в теплую почву, смену сезонов, возрождение жизни каждой весной. За исключением Оливии, хозяйка Ручья Ангелов не намеревалась подпускать к себе близко кого бы то ни было.

А теперь Лукас пытался сломить ее отчужденность. Он мог не только разрушить ее жизнь, но и уничтожить ее самоуважение. Если бы она позволила ему всецело завладеть собой, он превратил бы ее в презираемое ею самой существо, лишенное воли и индивидуальности, готовое сделать все, чтобы угодить ему. Тяга к нему не мешала Ди видеть его натуру: Лукас был сильным, самоуверенным и безжалостным, когда добивался того, чего хотел. Он желал ее и не собирался отступать. Ди боялась не того, что он возьмет ее силой, поскольку самолюбие Лукаса не позволило бы ему сделать это, а, скорее, того, что она не сможет сказать ему «нет».

Она осознавала свою слабость перед ним. И хотя он только целовал ее, она была готова перейти с ним к большему. И ее пугало то, насколько легко ему было управлять ею. Она, в порыве гнева, не разрешила ему возвращаться к ней, и теперь, когда гнев прошел, поняла, что это разумное решение и наилучший выход для нее. Но она также знала, что Лукас не подчинится.

На следующее утро, услышав приближающийся стук копыт, Ди посмотрела на дробовик, но призналась себе, что это была пустая угроза, по крайней мере, сейчас. Хотя ей и удалось кое-как одеться, она все еще не могла поднять тяжелое оружие.

Лукас без стука открыл переднюю дверь, которая оставалась незапертой в течение последних двух дней. Ди повернулась к нему от плиты, и резкий упрек был готов сорваться с ее губ, но она сдержалась. Его черные брови нахмурились, когда он увидел, что она стоит у плиты и переворачивает вилкой бекон.

— Тебе не следовало вставать с постели, — с порога заявил он.

— Я уже говорила тебе, что мне лучше. Я могу справиться с этим.

— Но не с туфлями, — заметил он, разглядывая ее босые ноги.

Она пыталась, но не смогла наклониться достаточно низко, чтобы натянуть чулки и надеть туфли. Ди все еще носила его рубашку, и она заменяла ей блузку. С большим трудом ей удалось надеть нижнее белье и юбку. После двух дней пребывания в обнаженном или полуобнаженном виде одежда создавала ощущение комфорта. Лукас бросил небольшой сверток на стол. Она посмотрела на него и вопросительно подняла брови.

— Ночная рубашка. Вместо той, которую я разрезал.

Ди была рада, что он позаботился об этом, поскольку ее гардероб не отличался богатством и разнообразием.

— Я постираю твои рубашки и возвращу их.

— Это не к спеху.

Он смотрел на нее так внимательно, что она начала испытывать неудобство и должна была бороться с желанием проверить, застегнуты ли у нее все пуговицы. Но он только взял у нее вилку и сказал:

— Сядь. Я закончу сам.

Лукас заметил ее нерешительность и продолжал настаивать, пока она не села в кресло у очага.

Когда он подъезжал к ее хижине, каждый его нерв был напряжен, потому что в любую секунду он ожидал выстрела из дробовика. Накануне он слишком далеко зашел, и понимал это. От любой другой женщины он ожидал бы вспышки раздражения, а скорее всего слез обиды. Но Ди обычно выполняла свои обещания и могла встретить его зарядом дроби, который, мрачно думал Лукас, он вполне заслуживал за свою глупость. Вчера он потерял голову, был разгорячен, возбужден и разочарован, и поэтому показал свой необузданный нрав.

После завтрака Лукас встал на колени и помог Ди надеть чулки. Он укрепил подвязки над ее коленями, но на этот раз его действия не заставили ее даже покраснеть. Потом он обул ее в жесткие рабочие башмаки, и его лицо снова стало мрачным. Он подумал об изящных туфлях, которые она могла бы носить, если бы не настаивала на том, чтобы работать как лошадь. Однако на этот раз Лукас не стал упрекать ее.

Они вышли прогуляться, и это был ее первый выход за порог с того злополучного утра. Ди настояла на осмотре участка огорода, который она вскопала, и рассказала ему о том, что собирается посадить.

— Маис, конечно, и горох. В прошлом году я очень удачно продала тыквы, и поэтому посажу еще один ряд. Здесь я устрою грядки для лука, моркови и нескольких кустов перца. И думаю, что попробую в этом году посадить картофель. Он всегда имеется у мистера Винчеса, но я представляю, сколько он платит за доставку.

Ее глаза сверкали, когда она смотрела на клочок незасеянной земли: она представляла себе зеленые побеги, растения, которые кормили ее зимой и давали ей средства к существованию. Лукас глядел на эту же землю и думал о работе, которую ей предстояло сделать: сначала посадка, потом ежедневная борьба с сорняками и насекомыми и наконец сбор урожая, наиболее трудный период, когда ей нужно будет не только заниматься повседневной работой, но и трудиться на кухне, консервируя овощи. Женщине на ферме всегда приходилось трудно. Женщина, управлявшаяся на ферме в одиночку, должна была преждевременно свести себя в могилу, если только она не обладала достаточным количеством здравого смысла, чтобы продать ферму.

Ди обладала силой, ее стройное тело было гибким и мускулистым, но в конце концов эта работа должна была стать и для нее непосильной. Лукас посмотрел на ее спадавшие по спине длинные волосы и необыкновенное лицо, поднятое навстречу утреннему солнцу, и поклялся себе, что он заберет ее с этой фермы, прежде чем та убьет Ди или состарит раньше времени. И никакое сопротивление гордой хозяйки Ручья Ангелов его не остановит.

Даже не успев до конца осознать свое намерение, он нагнулся и поцеловал Ди, положив ей руки на талию и притянув к себе. Ее зеленые глаза удивленно расширились, потом медленно закрылись, когда ее рот нежно раскрылся навстречу ему. Ее губы были мягкими и полными, причем нижняя все еще оставалась слегка распухшей из-за его вчерашней грубости. Сейчас он обращался с ней с большей осторожностью. На этот раз и она, откинув голову, ответила на его действия. Его руки мгновенно сжались на ее талии, потом одна скользнула вниз, а другая оказалась вверху и плотно охватила грудь. Ди сразу же попыталась отстраниться, и у нее вырвался протестующий крик. Лукас не отпускал ее, его длинные пальцы мяли мягкую плоть и щекотали чувствительный сосок.