Книга Золотое дело - Сергей Булыга

Маркел молчал, не зная, как лучше ответить. Лугуй рассердился, сказал:

– Отвечай скорей, царский посол! Это же я про твою голову рассказываю! Отдаст воевода нам Берёзов, тогда мы отдадим ему тебя живого. А не отдаст, тогда мы отрубим тебе голову и отдадим ему только её. И отдадим так, чтобы все ваши люди видели, как воевода не пощадил царского посла. Тогда все ваши люди отвернутся от вашего воеводы, больше не захотят ему служить, а выйдут из Берёзова и уйдут к себе обратно за Каменные горы, и Берёзов останется пуст. И что я с ним тогда сделаю?

– Ты его сожжёшь, – сказал Маркел.

– Вот, правильно, – сказал Лугуй. – А почему я его сожгу? Молчишь? Тогда я подскажу тебе. Так вот. Был у меня такой город Сумт-Вош, а потом, в прошлом году, пришёл ваш воевода и сжёг мой Сумт-Вош, а на его месте поставил Берёзов. А теперь я хочу прийти туда и сжечь Берёзов, и опять поставить там Сумт-Вош. И я приду, и сожгу! И никто не сможет меня остановить, потому что то, что ты сегодня у нас здесь видел, это только половина нашего войска, а завтра к нам ещё придут. Вот тогда будет войско так войско! И мы с этим большим войском придём к Берёзову, там я выведу тебя к воротам, положу тебя на мешок с солью, расстегну тебе ворот, подниму саблю и скажу, что пусть, пока не поздно, воевода выходит из города и забирает своего посла и пусть все остальные выходят, мы никого не тронем, пусть все уходят за Камень, а мы сожжем Берёзов и опять Сумт-Вош поставим! На своей земле! Вот так! Справедливо это или нет?

Маркел, помолчав, ответил:

– Может, это справедливо, а может, и нет, я не знаю. Я же не Великая Богиня, чтобы всех судить…

– Э! – строго перебил его Лугуй. – Нельзя так про Великую Богиню говорить, даже если это говорится в шутку. Или ты так говоришь от страха, потому что тебя так напугали мои слова о том, что я отрублю тебе голову? Но ведь этого может и не случиться, если воевода пожалеет тебя, выйдет из города, и вы все, живые и невредимые, уйдёте к себе на ту сторону Камня.

Маркел усмехнулся.

– Я знаю, почему ты усмехаешься, – сказал Лугуй. – Потому что думаешь, что всё будет иначе – воевода не станет раньше времени выходить из города, а, как он всегда это делает, сперва дождётся князя Игичея, и тогда он и Игичей, оба со своими войсками, с двух сторон набросятся на меня и разобьют. Но этого теперь не будет, даже если обещанное войско не придёт ко мне на помощь. Потому что я теперь не один, а со мной Великая Богиня! И я, с её всесильной помощью, пойду на Берёзов и сожгу его, и прогоню воеводу за Камень. А чтобы ваши люди знали, что мы обратно уже не отступимся, я привезу тебя в Берёзов, выведу в поле перед воротами и отрублю тебе голову. Пусть вашим людям станет страшно. Они, наверное, ещё никогда не видели, как отрубают головы царским послам! А ты видел? Нет?!

Маркел молчал. Лугуй засмеялся и сказал:

– Чего это вдруг ты стал такой невесёлый? Великой Богине не нужны невесёлые жертвы, она такие не принимает! Поэтому если ты и дальше будешь таким же невесёлым, то я не понесу твою голову к Великой Богине, а я брошу её здесь, на съедение собакам. Но я же не хочу тебе зла, а хочу только добра! Поэтому я сейчас помогу тебе развеселиться.

И он громко хлопнул в ладоши. Почти сразу заиграла музыка, как будто кто-то задрынькал на гуслях. Или, как Маркел после узнал, на санквылтапе. И задудели дуделки, бухнул бубен, забренчали колокольцы, заныл варган, тонко запел девчачий голос.

– Садись! – велел Лугуй и хлопнул рукой по кошме.

Маркел где стоял, там и сел.

– Шубу снимай, запаришься!

Маркел скинул шубу. В горницу стали входить кучкупы, они мягко ступали босыми ногами, несли деревянные блюда, ставили их на кошму рядом с Маркелом и шли дальше. Блюд становилось всё больше и больше, кучкупы входили, выходили, бренчал санквылтап, девка пела, но без слов, а просто выводила голосом.

– Ешь, пей! – сказал Лугуй. – А на нас не смотри, мы не голодные, мы дома.

Маркел взял ближайшее блюдо. Там было что-то сырое, кровавое. Маркел начал есть. Было вкусно. Маркел взял со второго блюда. С третьего. Кучкупы начали носить питьё. Санквылтап бренчал всё громче.

– Пей, пей! – сказал Лугуй. – Не бойся, это не отрава, а это чтобы душе стало легче, чтобы она за тело не цеплялась.

Маркел взял ближайшую бутлю.

– Пей! – повторил Лугуй. – Великая Богиня смотрит на тебя.

И он опять начал хлопать в ладоши. Отыры тоже хлопали. Потом где-то за спиной открылась дверь, в горницу вбежали девки и стали кружить вокруг Маркела. Лугуй и отыры продолжали хлопать, девки кружили всё ближе и ближе, бесстыже кривлялись, санквылтап бренчал всё громче и быстрей. Лугуй махнул рукой, Маркел взял чашку, выпил, после ещё выпил, поперхнулся и упал. Дышать стало нечем. Отравили, подумал Маркел, а как же Великая Богиня, а как же его голова, она и так, будто отрублена, покатилась девкам под ноги, девки убегали от неё, смеялись, голова катилась всё быстрей, перед глазами всё мелькало…

А потом поплыло и стало плыть всё медленнее и медленней и совсем расплылось в темноте. Маркел прислушался. Было совершенно тихо, только слышно, что горит щовал, потрескивают уголья.

Вдруг послышались шаги, будто кто-то идёт по кошме, идёт быстрыми шагами, очень лёгкими. Маркел проморгался и увидел, что он сидит в каменной пещере, там на полу постелена кошма, сбоку горит щовал… А посреди пещеры стоит золотая баба, молодая, голая как в бане, и улыбается. Маркел хотел вскочить, не получилось, потому что ноги не послушались. А золотая баба подошла к нему, положила ему руку на лоб, толкнула. Маркел повалился на спину. Золотая баба села на него, на брюхо, склонилась над ним. Маркелу стало страшно, он зажмурился. Золотая баба завернула ему веко и стала смотреть Маркелу прямо в глаз. Пальцы у неё были холодные как лёд. Маркела начал бить озноб, он хотел закричать, но не смог. Тогда он собрался с силами и извернулся, сбросил с себя бабу и вскочил. Баба засмеялась, отступила в сторону…

И тут же исчезла. Только ещё было слышно, как кто-то босыми пятками прокрался по кошме – и стало совсем тихо. Маркел сел на кошму, а после снова лёг – сил не было. И также внутри всё горело, губы были пересохшие.

– Пить! – громко сказал Маркел. – Пить дайте, а не то подохну!

Но никто не отозвался. Маркел облизал губы, затаился. Почему-то вдруг подумалось: Параска узнает – убьёт…

Опять задрынькал санквылтап. Музыка была душевная и очень жалостливая. Маркел слушал её, слушал, а потом закрыл глаза, затаил дыхание, прочёл «Отче наш», дышать стало нечем, он посопел, подёргался и умер.

Глава 17

Но потом он всё-таки почувствовал, что он ещё живой, хоть голова очень сильно болит. Маркел открыл глаза и увидел, что он лежит на боку, на кошме, вокруг темно, только в углу горит щовал, а возле него сидит бритый наголо вогул. Если бритый, подумал Маркел, значит, раб, по-вогульски кучкуп. И этот кучкуп держит что-то в руках и на свету внимательно рассматривает. Маркел тоже присмотрелся и узнал, что это гычевский чертёж. А рядом с кучкупом, на кошме, лежат маркелов нож и маркелов же кистень. А, вот оно что, подумал Маркел – пока он лежал без памяти, они его ещё раз обыскали. И хорошо ещё, тут же подумалось, что не стали искать в валенках, а то нашли бы и князя-семёнову грамоту. Чтобы проверить, на месте ли грамота, Маркел двинул ногой. Нога, почуял, была не босая. Значит, валенки и в самом деле не снимали, подумал Маркел, улыбаясь.