Книга Иллюзия греха. Последняя иллюзия - Диана Соул

– Как всегда, – улыбнулась она, Ричард тоже расплылся в самой очаровательной из улыбок.

– Это Магда, – пояснил мне он, стоило нам отойти к дальнему уединенному столику. – Она печет потрясающие пончики.

Я же была в полной растерянности, оглядывая его поднос. Нет, мужчины-сладкоежки – это случается, но в таком варианте, пожалуй, я видела впервые.

– Гипогликемия, – поймав мой взгляд, пояснил Ричард. – Даже не нужно быть инкубом, чтобы прочесть, о чем ты думаешь, по твоему озадаченному лицу. Если я не буду есть много углеводов и сладкого, то ничем хорошим для меня это не закончится. Особенно это касается завтрака, когда после сна уровень сахара в крови сильно падает.

Где-то когда-то я слышала про эту болезнь, кажется, она очень часто наследственная, хотела похвастаться знаниями, но вовремя прикусила язык, вспомнив, что Роберт приемный. И тема для него наверняка неприятна.

– Ты хотела поговорить о моем брате, – напомнил Стоун. – Можешь начинать.

Я уже открыла рот, чтобы выложить все о последних четырех часах моей жизни, но тут же решила повременить, задав вначале другой интересующий вопрос.

– Почему, в отличие от остальных инкубов, никто не знает Герберта в лицо и его фотографий нет в газетах и новостях?

Мужчина вскинул на меня взгляд, неторопливо отпилил вилкой кусочек от вишневого пирога, положил в рот, медленно прожевал и только потом ответил. Все в той же манере, что и брат – вопросом на вопрос.

– А с чего ты взяла, что знаешь в лицо остальных инкубов?

– Ну как же? По визору показывают.

– Там показывают достаточно ерунды, чтобы перестать верить визору. Все, кого ты знаешь как инкубов, не более чем подстава.

– Но ведь…

– Как бы ни странно мне это говорить, – Ричард прожевал очередной кусок пирога, запивая водой, в котором болтались не растворившиеся сахаринки, – но дар инкубов – их же проклятье. Настоящие предпочитают уединенный образ жизни, им довольно некомфортно на людях, особенно если этих людей вокруг много. Самый доступный пример для понимания: если обычного человека поставить в камеру, заполненную миллионом динамиков, каждый из которых звучит по-разному. Где-то музыка, где-то крик, где-то лязг металла. Поэтому для связи с общественностью такие, как Герберт, предпочитают иметь специальных людей. Обычно это человеческие мальчишки, выросшие с ними же и специально обученные играть роль инкуба. Так себе работа, я тебе скажу.

– А вам-то откуда знать, какая это работа?

– А как ты думаешь, кого готовили на место Герберта? – Ричард как-то особенно жестко усмехнулся. – Собственно, именно поэтому его официально как бы не существует. В отличие от других человеческих мальчишек я умею говорить инкубам «нет».

– А найти кого-то другого не сумели?

– Даже для «кого-то другого» нужна подготовка. Научиться вести себя как инкуб, говорить как они, разучиться проявлять эмоции на публике. Это занимает не один год, ведь даже мимолетная улыбка выдаст правду. Так что можно сказать, я подставил своего братишку, отказавшись быть его ширмой.

Я смерила Ричарда долгим взглядом. Все же он не белый и пушистый, каким бы безобидным не казался. Вроде бы улыбается, очень умилительно кушает сливочный тортик и, кажется, не представляет угрозы. Вот только чувствуется в нем титановый стержень, о который обламывают зубы даже подобные Саксу.

– Значит, Роберт Сакс усыновил вас специально, чтобы вы играли Герберта?

– Усыновил? Оставь эту сказочку для интерведии[3]. Мы с ним единоутробные близнецы, зачатые в пробирке путем подбора материалов с Y-хромосомой. Просто один родился со способностями, а второй, как выразился отец, – всего лишь человек. Он меня слишком стыдился, чтобы признать полноценным сыном.

Ричард придвинул к себе тарелку со штруделем и с особым гневом вонзил в него нож. В отличие от брата, своих эмоций он не стеснялся. Зато для меня его мотивы стали более понятны – поступками Ричарда руководило не столько желание насолить Герберту, сколько обида на давно умершего отца.

– А мать? – Вопрос вырвался у меня сам.

– А что мать? – переспросил Ричард и тут же ответил: – У нас с Гербертом хорошая мать.

Последняя фраза прозвучала как жирная точка в теме. Я дожевала салат, Ричард доел свое сладкое, а после, отправив тарелки на столик для отходов, произнес:

– Поднимемся наверх, там и расскажешь, зачем пришла.

На этот раз лаборатория располагалась в другом кабинете. Если прошлая была схожа с медицинской палатой, то эта с декорацией из фантастического фильма, потому что вся сплошь уставлена жужжащими приборами, названий которым я не знала, везде бесконечные трубки, лазеры и всюду знаки радиационной опасности.

Интересно и притягательно до жути.

– Ничего здесь не трогай, – попросил Ричард, указывая на свободный стул. – Если бы не эксперимент, над которым я сейчас работаю, сюда бы ты вряд ли попала.

– Что за эксперимент? – не сдержалась я. Все же пусть и невольно, но я вертела головой по сторонам. Было ощущение, что попала в святая святых на великое таинство.

– Если у тебя нет докторской степени по квантовой физике, вряд ли ты поймешь хоть слово. Итак, я слушаю. Зачем приезжал Герберт?

Максимально четко, стараясь не упускать деталей, я рассказала Ричарду все от убийства у стен клуба, которое он, впрочем, проигнорировал, до похода в музей и про якобы мое сердце-артефакт.

– Занятно. – Он провел пальцами по своему гладко выбритому подбородку, задумчиво глядя в область моей груди. – Вытащить его ты, разумеется, не позволишь…

– С ума сошли?

– Нет, но вполне мог бы купить тебе новый имплант взамен на исследование этого, – все так же задумчиво произнес он.

– Вы даже не представляете, насколько сильно похожи сейчас на брата, – не удержалась я. – У того тоже появлялись мысли меня препарировать.

Мои слова заставили Ричарда напрячься, сравнение ему явно не понравилось. Осанка стала прямее, а голос тверже:

– Тогда тебя еще больше расстроит, что я согласен с Гербертом и действительно думаю, что ты и твоя сестра – артефакторы. Ваши анализы сходны с результатами исследований тканей, что удалось получить из останков умерших двести лет назад артефакторов.

И этот туда же. Впрочем…

– Докажите! – с вызовом произнесла я. – Вы же ученый, докажите, что правы.

– Не вижу смысла. – Ричард довольно равнодушно пожал плечами. – Но на твоем месте я бы все же допустил возможность того, что мы правы. И если так, ты бы действительно могла попробовать создать нечто подобное той трости из музея.

Мои пальцы сжались. Наверное, вся проблема была в том, что после смерти родителей в чудеса я не верила и стала суровым прагматиком.