Книга Коктейль со Смертью - Мария Эрнестам

— Убирайся! Исчезни! Я не настолько стар и болен! Уходи, говорю тебе. Проваливай!

Он попытался приподняться. Мой знакомый присел на край постели. Взял старика за руку. Я стояла у двери. Что еще мне оставалось делать?

— Густав, мы с тобой много говорили об этом, — мягко произнес мой знакомый. — Столько раз мы сидели вместе, и ты выражал опасения по поводу того, что я собираюсь сделать, а я успокаивал тебя. Я думал, мы обо всем договорились. И вот я здесь. Ты хорошо пожил, Густав.

— Но жизнь так прекрасна! Я не хочу умирать! — В голосе старика был не только надрыв, в нем явственно чувствовалась любовь к жизни. Он словно только что понял, как это приятно — жить, и отказывался уходить. Сильный человек со слабостями, как его и описывал мой знакомый. Видимо, одной из таких слабостей и было категорическое нежелание смириться с тем, что все кончилось, и принять смерть.

— Ты хорошо пожил, Густав. И снова будешь жить. Не мне решать, в каком теле, ты и сам это знаешь, но я всегда готов замолвить за тебя словечко. У тебя есть какие-то пожелания?

Густав тяжело вздохнул. Губы его шевелились, но ничего не было слышно. «Израиль», разобрала я. И потом еще какие-то слова, уже едва различимые. Смерти пришлось склониться к самым губам старика, чтобы уловить их. Потом он выпрямился и провел рукой по лбу умирающего, убирая слипшиеся волосы. Это означало, что все кончено. Густав вцепился в руку Смерти с такой силой, что маска съехала у него с лица, и из последних сил прошептал:

— Агнес. Агнес. Позволь моему сыну быть рядом, когда придет ее время. Он будет всю жизнь жалеть, что не был со мной в эту минуту. Он знает, как мне страшно. И ему тоже страшно, хотя он никогда в этом не признается. Обещаешь?

— Обещаю. — Мой знакомый погладил его по щеке. Потом взмахнул рукой, словно накрывая старика полой своего одеяния. Больше до меня не донеслось ни звука. Время будто остановилась. Меня пробила дрожь, но глаза оставались сухими. С минуту мы стояли, застыв, как изваяния, потом мой знакомый встал и направился к выходу, на ходу поправляя одеяние.

На кровати лежал Густав. Точнее то, что было Густавом. Его глаза напоминали пустые окна нежилого дома. Казалось, от старика осталась только оболочка. И вдруг прозвучал его голос — властный и нетерпеливый:

— Ну вот, дело сделано. Долго мне еще ждать? Я не хочу ждать. Все, как ты и обещал, прошло очень быстро. Не понимаю, чего я так боялся. И что теперь?

— Я сделаю все, что в моих силах. А ты используй полученное время, чтобы научиться терпению, Густав. Оно пригодится тебе в следующей жизни.

— Терпение — лишь оправдание бездействия, ты и сам это знаешь. Я ненавижу терпеть. Меня от этого тошнит.

Голос доносился из какой — то точки рядом с лицом Смерти. И тут мой знакомый извлек откуда-то из складок одеяния хрустальный флакон и протянул его в сторону старика. Флакон тут же наполнился синеватым дымом, темневшим прямо на глазах. Потом Смерть заткнул флакон пробкой и сунул в карман. И повернулся ко мне.

— Все, можем идти. Ты хотела что-то спросить?

Я покачала головой. Спросить — что? Когда мы выходили, мой взгляд упал на крюк на стене. На нем висела старая шляпа, а под ней, прислоненная к стене, стояла трость, отделанная серебром. Она была из того же дерева, что и коса Смерти. Наверное, эту шляпу и трость теперь упакуют в коробку и отдадут родственникам Густава. Все, что от него осталось.

Мой знакомый взял меня за руку и повел к выходу. Солнце пробилось сквозь облака, и я обрадовалась этому. По крайней мере, Густав умер, в последний раз увидев солнце. Мы направились в кафе поблизости, где, судя по убогому убранству, вряд ли подавали эспрессо. Видимо, прочитав мои мысли, мой спутник заказал официантке две чашки горячего шоколада. У этой женщины был такой вид, словно она хотела бы оказаться где угодно, только не здесь. В жизни ведь столько возможностей!

— Во флаконе его душа, — ответил Смерть на незаданный мною вопрос. Я промолчала, благодарная за эту чуткость, и он продолжил: — У Густава была необычная душа. Как и у Сисселы. Несмотря на свои страхи, он был сильный человек и не боялся признаться в них. По крайней мере, самому себе. Такими душами не разбрасываются и не засовывают их в дальний ящик. Тем более что Густав хорошо знал, чего именно хочет в следующей жизни.

— Израиль?

— Он всю жизнь защищал евреев. Прочитав «Майн кампф» Гитлера сразу после выхода этой книги, Густав посвятил много сил и времени статьям о фашистской угрозе. В Германии его сразу объявили врагом — их агентура прекрасно работала. В Швеции на эти статьи никто не реагировал. Во время войны Густав и его жена Агнес принимали у себя евреев-беженцев с бритыми головами и обожженными руками, которым удалось сбежать в Швецию от газовых камер. Многие из них потом общались с Густавом, благодарные ему за мужество. Неудивительно, что он всю жизнь был на стороне Израиля. Однако в последние годы перед ним встал вопрос: как можно поддерживать государство, которое, как оказалось, не всегда стоит на стороне добра.

Смерть замолчал и сделал глоток горячего шоколада. Последовав его примеру, я вдруг подумала: а что, если существует особый ген ненависти? Если бы его можно было вовремя обнаружить, мир был бы избавлен от таких монстров, как Гитлер.

— Поэтому Густав хочет оказаться в Израиле. Стать политиком. Помочь этой стране. Бороться там с нетерпимостью. Он мог бы стать политиком и в этой жизни и бороться за мир между арабами и евреями. У него были широкие взгляды, несмотря на скаредность. Но прежде чем начать новую жизнь, он должен еще раз родиться.

— А что же Агнес?

— Агнес — это его жена, как ты уже догадалась. Она не боится меня. И никогда не боялась. Я знаю: она всегда хотела, чтобы Густав ушел первым, потому что не сомневалась: он не перенес бы ее кончины. Агнес тоже лежит в больнице, поэтому не могла навещать его. Но вчера они вместе читали Библию и пели псалмы. Агнес знала, что должно случиться. И когда ей сообщат о смерти Густава, будет к этому готова. Ей тоже предстоит умереть, но у ее постели буду сидеть не я, а ее сын. Об этом меня попросил Густав, и я охотно окажу ему такую услугу. Это помогло Густаву, поможет его сыну и Агнес тоже. Мне незачем там быть.

— А твоим подчиненным?

Смерть посмотрел на меня.

— Я же сказал, что сын будет там. Он и будет моим сотрудником. Хотя и не знает об этом.

Подчиненный. У постели. Не знает об этом. Одни умирают в одиночестве, как Густав. Другие — рядом с близкими, держа их за руку. Тонкая связь между жизнью и смертью. Мне надо обдумать все это, а потом, возможно, задать очередные вопросы.

По пути на вокзал нам попался почтовый ящик. Смерть достал флакон и опустил его туда. Я думала, что после всего того, что со мной сегодня приключилось, уже ничему не удивлюсь. Но теперь поняла, что в обществе Смерти меня ожидает еще много сюрпризов.

— И это дойдет по назначению?

— Конечно, дойдет. Разве ты слышала, чтобы на шведской почте когда-нибудь пропадали посылки?