Книга Битвы, изменившие историю - Флетчер Прэтт

IV

Хира, подобно Гассану, этнически была арабской, но правили в ней не арабы. Топи нижнего Евфрата отделяли ее от места обитания клана кочевников под названием «бакр». Во главе клана стоял некий Мусанна, он сопровождал Халида во время его похода в Сирию. Хотя клан не принял ислам и даже не собирался, он предложил осуществить совместный набег на Хиру, поскольку это предприятие обещало солидную выгоду. Халид согласился; набег состоялся в 633 году и обошелся в 60 тысяч дирхемов, что заставило Рустама принять контрмеры. Перспектива в одиночку столкнуться с персидской армией Мусанну не привлекала, он обратился в Медину за помощью. Еще он мог намекнуть Омару о том, что намерен принять новую религию.

Сарацинские земли

Нужно заметить, что на том этапе мусульманство, вопреки утверждению пророка о его всеобщности, было этническим движением. Целью Медины было обращать в новую веру лишь арабов, исповедовавших язычество, христианство или иудаизм (последних было великое множество), разрешив иноверцам неарабской крови платить подушный налог. В Сирии не было сделано ни единой попытки преодолеть этнический предел. Но когда поступила просьба Мусанны о помощи, сирийская военная кампания была в самом разгаре, Халиду предстояла схватка с первой из византийских армий, и Омар стремился мобилизовать все доступные ресурсы. Халиф не был заинтересован в войне с Персией. В отличие от разбухшей византийской империи, это был сплоченный союз неарабской крови, который претендовал на власть над полуостровом, и не было смысла тормошить этого спящего льва. Потому небольшой контингент, отправленный на помощь Мусанне, имел исключительно оборонительный характер.

По вине неумелого руководства он потерпел полное поражение в «битве на мосту» 26 ноября 634 года, главным образом в результате нападения слонов, вида которых не могли вынести арабские лошади. После разгрома Мусанна едва собрал треть своего войска, а мединский командир Абу Обайд был схвачен и растоптан громадным белым слоном.

В то время Рустам не больше интересовался арабами, чем Омар персами; он по-прежнему разбирался с внутренними проблемами и в следующие полтора года ничего не предпринимал, кроме небольшого набега. Но к осени 636 года стратегическая ситуация изменилась: последняя из великих византийских армий понесла жестокое поражение в Сирии; Дамаск и Антиохия перешли в руки сарацин, Иерусалим и Кесария находились в осаде. Чтобы положить конец нависшей угрозе, Рустам начал собирать войска.

Как обычно, вести оказались проворнее солдат, и Омар приступил к мобилизации не только для того, чтобы защитить братьев арабов, но и не дать врагу отрезать пути к новым сирийским владениям. Командующим был назначен старый товарищ пророка Ca'ад ибн Абу Ваккас, страдавший нарывами. Вскоре после его прибытия на место умер Мусанна, и по арабской традиции Са'ад заручился преданностью бакров, женившись на его вдове. Собрать армию оказалось не так просто; по всему полуострову стали говорить о плодородных полях Сирии как о земном рае, и первая волна переселенцев уже омывала ее берега. Безусловно, высокий религиозный долг призывал разгромить неверных во имя пророка, но надо было позаботиться и о семье; семейные ценности тоже были записаны в Коране. Са'ад, вероятно, собрал не больше 6 тысяч человек (хотя в летописях назывались заоблачные цифры). К тому времени, как Рустам перешел Евфрат и стал лагерем на севере от болот близ Кадисии, на самой границе возделанной земли, наступил май (или июнь) 637 года.

Арабы повествуют о том, как мусульмане отправили четырнадцать послов, дошедших до царя Иездигерда и потребовавших, чтобы персы либо приняли их религию, либо заплатили подушную подать. Жители Ктесифона презрительно посмеялись над потрепанными и незатейливыми одеяниями послов. Иездигерд заметил, что приказал бы обезглавить их, не будь они послами, и с чувством высказался насчет арабских обычаев.

Глава посольства сказал: «Истинно ты говоришь, правитель. Что бы ты ни говорил о прежней жизни арабов — правда. Они питались зелеными ящерицами и живьем хоронили своих новорожденных дочерей. Но Господь в своей милости послал нам святого пророка и святую книгу, что учит нас истинной вере. И теперь нас послали предложить тебе принять либо нашу веру, либо сражение».

Персы дали послам по мешку грязи на человека; те положили свою ношу перед Са'адом как предзнаменование: «Ибо земля есть ключ к империи».

Войско Рустама насчитывало гораздо больше воинов, чем арабское, и Са'ад, по-видимому, не желал сражаться до прибытия из Сирии обещанных подкреплений. Но в сарацинской армии провизия начала подходить к концу, отряд фуражиров отправился наловить в реке рыбы, персы атаковали, и Са'ад понял, что пора построиться для боя. Потеха началась с того, что несколько персидских воинов выехали вперед с криками: «Один на один!», вызывая мусульман на поединок в соответствии со своим обычаем. Поскольку единоборство не противоречило тактической системе Халида, у арабов не было недостатка в желающих помериться силами, но исход поединков, как правило, решался в пользу лучше снаряженных персов. Стычкам не было конца, и Рустам понял, что так никогда не начнется общий ближний бой по всей передней линии, которого он добивался. Помня о «битве на мосту», он приказал вывести слонов. Арабские скакуны снова пришли в ужас; последовало сражение, продолжавшееся до вечера, силы Са'ада были отброшены назад и рассеяны, от полного уничтожения их спасло только то, что слонов задержали несколько пеших лучников.

Армия, которую не вдохновлял мусульманский фанатизм, могла бы сломаться, но за ночь Са'аду удалось собрать своих людей воедино не без уверений в том, что помощь из Сирии уже близка. Забрезжил рассвет; арабы вновь вышли на поле свободным строем, и весь день шла битва, состоявшая из перестрелок и стычек согласно излюбленной тактике Халида. В этом бою легкая конница получила преимущество над тяжелой; утверждается, что персы понесли в пять раз больше потерь, чем мусульмане, но ни та ни другая сторона не добилась существенного перевеса, когда спустилась ночь второго дня.

Той ночью в обоих лагерях царила тревога. Са'ада так беспокоили его нарывы, что весь предыдущий день он еле оставался на коне и был не способен сохранять присутствие духа, незаменимое в арабской армии, где личность предводителя имеет первостепенное значение. Основной сирийский контингент так и не прибыл, и до его подхода неприятель будет сохранять численное превосходство. Состоялся мрачный совет; Са'ад передал командование полевыми силами Ка'ке ибн Амру, командиру сирийцев; можно представить себе, как от бивака к биваку побежали во тьме гонцы с вестью о перемене.

В персидском лагере Рустам по-прежнему рассчитывал на победу, но его очень волновало то, что в этой хаотической пустынной стычке он не может сосредоточиться на каком-нибудь надежном плане действий. У врага не было ни порядочного лагеря, на который можно было бы напасть, ни коммуникаций, от которых его можно было бы отрезать. За ночь к нему подошли подкрепления, в том числе прибавились слоны, что, безусловно, явилось результатом его доклада о первом дне сражения. Утром слонам предстояло стать главной ударной силой в битве с путаным сарацинским построением; когда персы вышли на поле, к которому в облаках пыли приближались мусульмане, животных поставили впереди и в центре.