Книга Срединное море. История Средиземноморья - Джон Джулиус Норвич

Невозможно назвать точную дату установления Римской империи — это был постепенный процесс, но, по-видимому, так определить происходившее правильнее. В молодости Август явно жаждал власти, но, достигнув ее, остепенился и стал государственным деятелем. Трудно перечислить все его последующие достижения. Он реорганизовал управление и армию, создал постоянные морские базы на побережье Северной Африки и даже Черного моря. Рим стал теперь бесспорным хозяином Средиземноморья. Период между 200 г. до н. э. и 200 г. явился временем более интенсивного торгового мореплавания по сравнению с последующим тысячелетием.[63] В 26–25 гг. до н. э. Август лично провел боевые операции по усмирению восставших племен северной Испании, основав не менее двадцати двух колоний, которые заселил римскими гражданами. Позднее он, или, точнее, его военачальники вдвое увеличили владения Рима. Но важнее всего то, что из старых республиканских форм он вылепил нечто новое, ставшее необходимым в результате активной экспансии, и тем или иным образом примирил с этим все классы римского общества, сплотив их вокруг нового режима. О нем говорили, что он нашел Рим кирпичным, а оставил мраморным, но он сделал больше — нашел его республиканским, а оставил императорским.

Эта империя включала в себя римскую провинцию Сирия, захваченную во время войн с царем Митридатом в первой половине I в. до н. э. Римские чиновники не рассматривали ее как что-то особенное, но именно здесь в 6-м или 5 г. до н. э.[64] в скромной, но глубоко набожной иудейской семье родился человек, который, вероятно, изменил мир более радикально, чем кто-либо до или после него. Здесь не место рассматривать вопрос о воздействии на современников личности Иисуса Христа, равно как и о длительном влиянии основанной им религии, которое могло быть другим, если бы прокуратор Иудеи в 26–36 гг. Понтий Пилат[65] не уступил без особой охоты требованиям народа и не отдал приказ распять его. Однако он уступил. В течение тридцати лет святой Павел, первый из великих христианских миссионеров, чье существование можно доказать, распространил новое учение по Восточному Средиземноморью. За последующие триста лет, как мы вскоре увидим, веру, которую он проповедовал, приняла и сама империя.

Чего достигла Римская республика за 500 лет своего существования? Первое, о чем следует упомянуть, это то, что римляне всегда воспринимали себя как наследников греков. Начиная со II в. до н. э. в Восточном Средиземноморье сосуществовали бок о бок две цивилизации, и хотя они имели разные политические формы, в культурном отношении, как хотелось думать римлянам, они продолжали эллинскую традицию. Например, два величайших римских поэта — Вергилий и Гораций, оба, между прочим, друзья Октавиана, — открыто признавали, что многим обязаны своим греческим предшественникам. При написании своей огромной эпической поэмы «Энеида» Вергилий, совершенно очевидно, вдохновлялся творениями Гомера (хотя стиль и язык у римлянина более изощренные), и в поэме нашел воплощение важнейший миф о связи Рима с Троей: по ходу сюжета троянский герой, бежавший в свое время от греческих завоевателей, после многих удивительных приключений прибыл в Италию, где его потомки Ромул и Рем основали Рим. Также «Эклоги» и «Георгики» если и не восходят напрямую к столь древнему поэту, как Гесиод, все же следуют почтенной буколической традиции эллинов. Гораций, родившийся в 65 г. до н. э. (на пять лет позже Вергилия), учился в Академии в Афинах, перед тем как сражаться на стороне Брута и Кассия при Филиппах. Его фамильное поместье было конфисковано победителями-триумвирами, но друг Горация, Меценат (с ним познакомил поэта Вергилий), покровитель литературы, богатейший и великодушнейший человек, примирил его с Октавианом и подарил ему имение в Сабинских горах, где тот счастливо провел остаток жизни. Именно здесь Гораций написал свои знаменитые «Оды»[66], в которых гордо заявил, что взял за образец ранних греческих поэтов — Алкея, Пиндара и Сапфо. Возможности писателей-прозаиков ограничивало то, что жанр романа еще не существовал[67], но среди них были такие блестящие эпистолографы, как Плиний Младший, ораторы, как Цицерон, и прежде всего великие историки — Ливий, Тацит и, конечно, Юлий Цезарь.

В изобразительном искусстве мы наблюдаем то же самое влияние. Восхищение римлян творениями греческих ваятелей было таково, что императоры и нобили заполнили свои дворцы и сады копиями статуй Фидия и Праксителя. Многие шедевры эллинского искусства дошли до нашего времени только благодаря римским копиям. Собственно, римская скульптура, образцы которой иногда производят прекрасное впечатление, так и не смогла усвоить греческий дух — что-то достойное мраморов Элгина[68] у римлян отсутствует, не говоря уже о величайших произведениях греческой классической скульптуры — например, дошедшем до нас так называемом саркофаге Александра в Археологическом музее Стамбула.[69] Что же касается живописи, то здесь трудно провести серьезное сравнение, поскольку за исключением ваз до нашего времени дошло слишком мало ее образцов. Если же говорить о римской живописи, если вообще можно говорить о ней как о римской, то более всего поражают погребальные портреты, большей частью датируемые I–II вв., найденные в районе Фаюма, примерно в восьмидесяти милях к юго-западу от Каира. Эти портреты являют собой наиболее выдающиеся творения античной живописи, сохранившиеся до нашего времени.

Однако достижения римлян не ограничиваются изящными искусствами. Римляне были юристами, учеными, архитекторами, инженерами и, конечно, воинами. Именно две последние сферы деятельности стали причиной создания великолепной сети дорог, пересекавших Европу вдоль и поперек, прежде всего, конечно, для быстрой переброски армии. По таким дорогам можно было легко путешествовать в любую погоду. Конечно, дороги нужно было мостить, ну и, само собой, надлежало строить прямые как стрела дороги везде, где это только возможно. Первый участок Аппиевой дороги построили еще в 312 г. до н. э., а в 147 г. до н. э. появилась Постумиева дорога, пролегавшая от моря до моря — от Генуи на Тирренском до Аквилеи на Адриатическом. Эти общины, как и многие другие, подобные им, которые в первые века республики представляли собой не более чем маленькие поселения, теперь превратились в цветущие города с храмами и общественными зданиями таких размеров, о которых в прежние времена и не мечтали.