Книга Все в твоей голове - Сюзанна О'Салливан

– Я знаю, что справлюсь с этой чертовой болезнью, – потирая ноги, заявил Мэтью.

Он нашел свой выход.

Поставив окончательный диагноз, я передала Мэтью заботам психотерапевтов, которые держали меня в курсе, как проходит лечение. Со временем он снова научился ходить. Хотел как можно скорее вернуться к работе, и руководство компании позволило ему первое время трудиться удаленно, из дома.

Благодаря сообщениям психотерапевтов маленькие кусочки мозаики постепенно занимали свои места. Мэтью был младшим из трех братьев, каждый из которых по-своему добился успеха. Однако Мэтью всегда казалось, что он недотягивает до их уровня, что он недостаточно хорош.

Изредка мы встречались с ним в больнице. У любого человека рано или поздно возникают сомнения в поставленном диагнозе, и в таком случае нужна была моя помощь, чтобы их развеять. Путь к выздоровлению не бывает прямым, на нем случаются взлеты и падения. Мэтью находил у себя новые симптомы, и я назначала соответствующие анализы или доказывала их бесполезность. Вскоре он научился верить мне на слово.

– Точно? – иногда все-таки переспрашивал он.

– Абсолютно, – отвечала я.

В конце концов Мэтью смог обходиться без меня.

– Представляете, доктор, я снова спятил, – время от времени в шутку говорил он, и я понимала: он не только смирился с диагнозом, но и научился с ним жить. Симптомы никуда не делись, однако теперь он воспринимал их иначе. Мэтью понял, что человеческое тело может функционировать с нарушениями. И если это мешает нормальной жизни, то надо бороться любыми способами.

4. Шахина

Если хочешь сохранить секрет, надо скрывать его и от себя.

Джордж Оруэлл. «1984» (1949).

Кассандру, дочь троянского царя, боги благословили и прокляли одновременно. Благословением был ее дар – умение видеть будущее. Проклятие заключалось в том, что ей никто не верил.

То же самое испытывают люди с психосоматическими расстройствами. Их болезнь настоящая – и никто не верит в реальность их мучений.

Почему-то сообщить человеку, что его болезнь вызвана нарушением психики, – все равно что унизить его, сказать, что он врет. Моим пациентам приходится буквально переступать через себя, чтобы согласиться на встречу с психотерапевтом. И даже если самому больному это удается, семья далеко не всегда встает на его сторону. Едва ли не важнейшая моя задача – поддержать пациента и его близких на этом непростом пути. Увы, удается это далеко не всегда.

Шахина заболела за полгода до нашей встречи, после одного случая в университете. В тот день она опоздала на лекцию. Еще не зная, как это событие изменит ее жизнь, она зашла в аудиторию. Первые ряды были заняты, поэтому девушка села сзади. Положив пальто на колени, она откинулась на спинку стула и завела руки назад, опираясь о пол предыдущего ряда. Дверь аудитории изредка хлопала, впуская других опоздавших студентов.

Шахина подалась в сторону и вытянула шею, чтобы лучше видеть лектора, как вдруг громко вскрикнула от сильной боли. Однокурсники удивленно обернулись. Парень, наступивший ей на руку, жутко покраснел и забормотал извинения. Наклонившись, он погладил ей пальцы, словно этим движением мог исправить нанесенный ущерб. Оттолкнув его, Шахина прижала руку к груди. Оставшуюся часть лекции она не слышала, сквозь слезы глядя, как расплывается по ладони огромный синяк.

Когда вечером Шахина пожаловалась на боль и отказалась принимать участие в домашних делах, родственники проявили мало сочувствия; зато наутро, увидев распухшую и побагровевшую руку, ужаснулись. Мать поспешно отвезла Шахину в больницу. Рентген показал трещину в пястной кости. Девушке наложили гипс, надели поддерживающую повязку. Мать, сгорая от стыда, попросила на работе отпуск, чтобы заботиться о дочери. Следующие три недели Шахине пришлось управляться одной левой рукой, а лекции записывать на диктофон.

Когда гипс сняли, оказалось, что за это время рука успела атрофироваться. Она стала слишком худой – гораздо тоньше левой – и плохо слушалась. Врач направил Шахину к физиотерапевту, который рекомендовал комплекс упражнений. При каждом движении девушка чувствовала боль, но после долгого бездействия радовалась, что может сама застегивать пуговицы или управлять автомобилем.

Спустя еще две недели, когда Шахина была на лекции, правую кисть вдруг скрутил непонятный спазм. Ручка выскользнула из пальцев. Шахина ее подняла, но ручка снова выпала и закатилась под парту. Девушке пришлось оставить ее на полу. Следующие тридцать минут она бездумно пялилась на лектора, пропуская его слова мимо ушей.

После занятия Шахина продемонстрировала руку друзьям. Указательный и средний пальцы сгибались сами собой. Их можно было выпрямить другой рукой, но как только она их отпускала, они опять крючивались, сжимаясь в кулак. Друзья сочли это интересной забавой и полчаса развлекались, сгибая и разгибая ей пальцы. Девушка тоже смеялась вместе с ними – но недолго.

Вечером, за ужином, оказалось, что она не может держать нож. Родители, встревоженные ее состоянием, позвонили физиотерапевту.

Следующим утром Шахина отправилась к врачу. Тот сделал массаж, который несколько ослабил спазм, и направил ее к хирургу. Повторный рентген показал, что перелом полностью зажил, но, вопреки снимкам, девушку по-прежнему мучила боль.

– Все вокруг твердили, что рука в порядке. Словно хотели сказать: «Хватит уже притворяться!» И от этого становилось только хуже.

– Вы говорили врачам, что рука не слушается, а вам отвечали, что такого не может быть?

– Да, что я выдумываю.

Целый месяц Шахина делала упражнения по несколько раз в день. Боль только усиливалась. Мать записала ее на прием в частную клинику, где прописали миорелаксанты и болеутоляющее. Это позволило снять болезненные ощущения, но спазмы никуда не делись. Шахина не могла писать – пальцы сводило судорогой, поэтому она записывала лекции на диктофон и брала конспекты у однокурсников. А еще по совету друга семьи делала на ночь ванночки со льдом. Все это помогало унять боль, но рукой она по-прежнему не владела. Через месяц в кулак сжимались уже четыре пальца.

Когда мы с Шахиной встретились в моем кабинете, она вновь носила поддерживающую повязку. Так ей было легче; если опустить руку, ее вскоре сводил мучительный спазм.

– В руке скапливается кровь, словно нарушена циркуляция. Поэтому тут же начинается отек, – объяснила мать.

Она говорила о руке безлико: как о чуждом элементе, а не части тела своей дочери.

Я осмотрела Шахину. Средний и указательный пальцы так глубоко зарылись в ладонь, что не было видно даже ногтей. У мизинца и безымянного ногтевые лунки пока еще проглядывали. Большой палец двигался свободно, значит, Шахина могла управляться с застежками-молниями или нажимать большие кнопки. Писать уже не получалось, выходили детские каракули. Печатать – опять-таки только большим пальцем, очень медленно и с ошибками.