Книга Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807-1814 - Доминик Ливен

В 1812–1814 гг. Россия одержала победу над Наполеоном лишь с небольшим перевесом и ценой неимоверного напряжения всех сил. Но даже при всем при этом Россия никогда не смогла бы сокрушить Наполеона собственными силами. Для этого потребовались усилия крупной коалиции европейских держав. Создание, сохранение и в определенной степени руководство действиями этой коалиции явились величайшим достижением Александра I. На этом пути Александру пришлось столкнуться с многочисленными препятствиями. Понимание того, почему эти препятствия возникали и как они преодолевались, требует некоторого знания международных отношений того времени[50].

Во второй половине XVIII в. в Европе насчитывалось пять великих держав. Две из них — Великобритания и Франция — являлись заклятыми врагами; то же самое касалось Австрии и Пруссии. Россия была единственной из пяти великих держав, не имевшей ненавистного противника, и это обстоятельство существенным образом играло в ее пользу. В целом Россия приняла сторону Великобритании в конфликте последней с Францией. Так случилось прежде всего потому, что Франция традиционно оказывала покровительство шведам, полякам и туркам, которые являлись ближайшими соседями и противниками России. Великобритания также представляла собой крупнейший рынок для сбыта российских товаров. Тем не менее отношения между двумя державами порой бывали натянутыми. Как и другие европейские страны, Россию возмущало своеволие Великобритании в вопросах нейтральной торговли в военное время. В годы американской войны за независимость, когда английский морской флот был сильно ослаблен, Россия оказалась во главе коалиции прибалтийских государств, вставшей на защиту права нейтральной торговли. В 1787–1791 гг. внутренний кризис французского государства, казалось, подорвал силы страны, что дало английский дипломатии больший простор для маневра. Приблизительно в это самое время русская армия теснила турок и продвигалась в глубь Балканского полуострова. На горизонте замаячила первая тень «большой игры», которая в викторианскую эпоху велась между Великобританией и Россией за господство в Азии. Премьер-министр Великобритании Уильям Питт взял на себя миссию спасителя Турции от России, тщетно пытаясь вынудить Екатерину II отказаться от части российских завоеваний. Вскоре французская экспансия отодвинула эти заботы на второй план, и на протяжении жизни целого поколения европейских дипломатов они оставались на периферии внимания. Однако действия Питта не были забыты в Петербурге[51].

Еще большую пользу Россия могла извлечь из австро-прусского соперничества. Урок, вынесенный Габсбургами и Гогенцоллернами из событий Семилетней войны, состоял в том, что их безопасность, не говоря уже о будущей экспансии, зависели от доброй воли России. Екатерина II умело провела своеобразный аукцион на получение поддержки России. К 1770-м гг. она пришла к правильному выводу о том, что наибольшие территориальные приращения ожидали Россию на южном направлении — в борьбе против Османской империи. С этой точки зрения Австрия представляла для России гораздо больший интерес, чем Пруссия. Тогда императрица милостиво позволила Вене выиграть аукцион на получение поддержки России. В обмен на нее австрийцам пришлось заплатить высокую цену. В 1788 г. они оказались втянутыми в дорогостоящую войну против Османской империи, которая отвечала русским, а не австрийским интересам.

Уже к началу наполеоновских войн многие спорные вопросы, из-за которых Австрия пошла войной против России в 1914 г., стали причиной возникновения разногласий между двумя империями. Прежде остальных следует назвать страх Австрии перед неуклонно растущей мощью России. К 1790-м гг., например, российский флот не просто господствовал на Черном море: мощная его группировка действовала в Адриатическом море, т. е. на задворках империи Габсбургов. В ходе трех войн России против Османской империи в период 1768–1812 гг. российская армия временно занимала территорию нынешней Румынии. Присоединение этих земель к России являлось весьма реальной перспективой, представлявшей серьезную угрозу для австрийских интересов. Мощь России и ее победы над турецкими султанами способствовали появлению многочисленных сторонников России среди христианского населения Балкан. К тому же эти христиане были православными, как и сами русские. В 1804–1812 гг. сербы подняли восстание против османских правителей и с надеждой смотрели в сторону России, ожидая поддержки. В той манере, которая хорошо известна историкам, изучающим внешнюю политику России накануне 1914 г., российские дипломаты колебались между желанием заполучить сербов в качестве лояльного сателлита и опасением, что их честолюбивые замыслы втянут Россию в разрушительный конфликт с империей Габсбургов. С австрийской точки зрения, хуже было то, что Россия получала все новых сторонников в рядах православного населения Австрийской империи, которое во второй половине XVIII в. тысячами эмигрировало в степные районы юга России и на Украину[52].

Изначально Французская революция и последующая экспансия Франции заботили Россию меньше, чем любое другое европейское государство. Екатерина отрицательно относилась к революции и заключила под стражу ряд российских деятелей, придерживавшихся иных взглядов. Она сокрушила «якобинство» в Польше, использовав его в качестве благовидного предлога для уничтожения остатков польской государственности. Однако ни один здравомыслящий человек не стал бы опасаться революции в России по французскому сценарию. В России не было «третьего сословия». В той форме, в какой оно существовало, оно представляло собой средний класс профессиональных работников, большая часть которых имела иностранное происхождение и находилась на государственной службе. Русские купцы и ремесленники, за редким исключением, были глубоко традиционны, являясь православными по мировоззрению и преданными монархии людьми. Передовое общественное мнение, по-прежнему представленное почти исключительно выходцами из дворян, рассматривало монархию как наиболее просвещенную силу в России и видело в ней источник модернизации и европеизации империи. В стране, пережившей Пугачевское восстание, идея массовой революции являлась анафемой для любого образованного или имевшего земельную собственность российского подданного[53].