Книга От древнего Валаама до Нового Света. Русская Православная Миссия в Северной Америке - Дмитрий Григорьев

Постараемся определить некоторые важные причины разногласия. В Западноевропейском Экзархате и в русско-американской митрополии существовало убеждение, что Церковь не должна заниматься политикой и поддерживать одно или другое политическое направление, в том числе и монархическое.

Среди приверженцев Зарубежного Архиерейского Собора превалировали ультра-патриотические, безоговорочно монархические взгляды и убеждения, что всё должно быть, как было до революции.

Среди последователей митрополита Евлогия значительное влияние имела академическая и творческо-интеллигентская среда. Группа учёных и религиозных мыслителей, милостью Божьей после революции избежавшая красного террора и оказавшаяся за границей, продолжила там богословское и религиозно-философское творчество, которое не могло развиваться при богоборческой власти. Теперь их труды свободно переиздаются в России. В Париже они создали Свято-Сергиев-ский Богословский Институт, ставший известным во всём христианском мире центром православной богословской мысли и православного духовного образования. Там же развивало свою деятельность Русское Студенческое Христианское Движение, возникшее ещё в предреволюционной России в связи с появлением тяготения к религии среди русской нецерковной интеллигенции, выразившемся в образовании религиозно-философских кружков в Петербурге, Москве, Киеве. И Богословский Институт, и Движение в кругах Зарубежной Церкви считались не подлинно православными, космополитическими учреждениями. А поддержка, получаемая ими от международной христианской молодёжной организации «ИМКА» для крайне правых эмигрантов, служила доказательством масонского влияния[90]. Такое же отношение было и к известному русскому православному издательству в Париже «ИМКА-ПрЕсС».

Заграничный Синод воспринял известную Декларацию Митрополита Сергия (Страгородского) от 16/29 июля 1927 года о признании Советской власти, написанную им по выходе из тюрьмы и принятии местоблюстительских обязанностей Патриаршего престола, как измену Церкви и с тех пор не признавал официальной Православной Церкви в Советском Союзе.

«Вскоре истинная Православная Церковь ушла в катакомбы, и только с этой, катакомбной Церковью… Русская Православная Церковь за границей находится в духовной связи»[91].

Большинством православных русско-американской митрополии и в Западноевропейском Экзархате это заявление Митрополита Сергия воспринималось как вынужденное тоталитарной воинствующе-безбожной властью, не останавливавшейся ни перед чем, и сделанное им для спасения жизни многих и для сохранения структуры Церкви в Советской России для будущего более благоприятного времени[92]. Официальная церковь в Советской России не противопоставлялась катакомбной и всегда признавалась канонически законной, несмотря на её крайне ущемлённое положение и несмотря на разные декларации и высказывания её иерархов и представителей. Считалось, что решительное осуждение их не в моральной компетенции людей, живущих в совершенно иных, свободных условиях и ничем не рискующих или, хотя и живущих в стране, но не несущих ответственности за всю Церковь (имею в виду диссидентов, которые жёстко осуждают Патриархию.)

Осложнения с Москвой

В 1933 году из Парижа в Нью-Йорк прибыл бывший начальник духовенства Белой Армии и один из основателей Заграничного Синода – архиепископ Вениамин (Федченков), перешедший в юрисдикцию Московской Патриархии. Задачей его было установление административного контакта между митрополитом Платоном и церковной властью в Москве, осуществлявшейся заместителем Патриаршего Местоблюстителя Митрополитом Сергием. Одним из условий установления такового контакта было требование к митрополиту Платону и его духовенству выражения в письменной форме лояльности Советской власти.

Митрополит Платон категорически отказался в какой бы то ни было форме выразить лояльность Советской власти как не соответствующую американскому гражданству и в своём послании пастве, подтвердив постановления, выработанные на Детройтском Соборе 1924 года, разъяснил, что русская митрополия в Америке сохраняет русские религиозные традиции, но никакого политического контакта с советским режимом, «пропитанным атеистическими принципами», иметь не желает[93].

В результате отказа митрополита Платона подчиниться требованиям Московской Патриархии архиепископ Вениамин, возведённый в сан митрополита, был назначен Экзархом Московского Патриарха и Главой Русской Православной епархии в Северной Америке. Так возникла третья церковная юрисдикция, имевшая одно время до 60 приходов.

Такие же юрисдикционные разделения произошли в других частях русского рассеяния.

В 1935 году по инициативе Сербского Патриарха Варнавы в Сремских Карловцах собрались главы и представители основных церковных групп в зарубежье, чтобы попытаться прийти к соглашению. В этом собрании принимал участие митрополит Феофил, возглавивший Русскую Православную Церковь в Америке после смерти митрополита Платона в 1934 году. Было принято Временное Положение Русской Церкви за рубежом. По этому соглашению Американский русский митрополичий округ вступил в единение с тремя другими зарубежными русскими митрополичьими округами. Епископы, духовенство и приходы Американской епархии Заграничного Синода признали над собой каноническую власть митрополита Феофила. Все участвовавшие в совещании согласились признать Русскую Православную Церковь как основной источник их каноничности. Имя Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Крутицкого Петра (Полянского) должно было поминаться за богослужениями, хотя Митрополит Пётр находился в ссылке и не мог выполнять своих функций.

В октябре 1937 года VI Всеамериканский Собор в Нью-Йорке очень сдержанно утвердил Временное Положение. Сдержанность проистекала из сознания, что Американская Церковь не нуждается в таком формальном соглашении с временной эмигрантской организацией, каковой считался Синод в Карловцах. Результат голосования был такой: 105 – за Временное Положение, 9 – против и 122 воздержавшихся[94].

Епископ Макарий Бруклинский, викарий митрополита Феофила пояснил, что «временное положение сводится к общению верою и таинствами и есть больше моральное, нежели административное». А митрополит Феофил сказал, что деяния настоящего собора он направит митрополиту Анастасию не для утверждения, а лишь для осведомления[95].