Книга Другие лошади (сборник) - Александр Киров

Спасибо, дорогой папа. Хрен я к тебе еще приеду.

И совсем я сделался не в духе. Но бутербродов поел. И снова отправился изучать местность. У дома ко мне котенок прибился. Серенький, ласковый такой. Я его на ручки взял и пошел вместе с ним по деревне. А котенок все мурлыкал, мурлыкал. И вот мы с котенком посмотрели два заброшенных дома. Большие такие! Один завалился набок, у второго крыша провалилась. Зашли внутрь кособокого. Эх! Даже фотографии в рамочках на стене остались – ничего им не сделалось. Вон мужик в военной форме. Старая фота, че за форма-то – без погон? Вон дед в картузе. Все деды на старых фотографиях похожи. С виду простенький, а глаза хитрые. Будто хочет тебя выругать, да слово какое-то подобрать не может. А слов знает мно-ого! Бабуся в платочке. Ангелочек такой. Вот у деда глаза и бегают. А парень в форме – это их сын! Как тут не догадаться. Не мог фото нормальное сделать, подфотошопить.

Зашли внутрь провалившегося дома. Фотографии там испортились. Вода с неба в дом попадает из-за дыр в потолке. Зато сохранился сундук. Поскольку замка на нем не было, я заглянул внутрь. И нашел письма. Одно даже можно было разобрать.

«Здравствуй, дочка! Ты стала большим и серьезным человеком и все спрашиваешь про наших предков. Вообще они были хорошими работящими людьми. Только очень бедными. Мне рассказывали, что у бабушкиной бабушки было тринадцать детей. Выжили семь. Почти все путние. Только один, Сашка, стал запивашкой…»

Дальше неразборчиво.

Потом мы с котенком отправились к дому, над которым торчал купол. На двери там был замок. И тут я вспомнил фильм, где один мужик сейф подломил. И тоже решил попробовать. Дело было за малым – найти инструмент. Пришлось вернуться к алкашу. Но в его сарайке ничего, кроме ветра, не было. Сунулся к любителю старины. Но того ни дома, ни в огороде не оказалось. Правда, что ли, в лес убежал? Тогда я вспомнил про шкаф, который до потолка. Вообще в таком шкафу, наверно, хранят посуду. Но алкаш… Чего там.

Зашел в дом, где ночевали. Открыл шкаф. И присвистнул. Шкаф оказался дверью. Впереди было темно. Только ступени, ведущие вниз, и можно в нем различить.

Тогда мы с котенком решили действовать. Я открыл рюкзачок, достал оттуда фонарик и снова вернулся к шкафу. Фонарик не высветил из темноты ничего хорошего. Лестница. Стены. Все серое, замшелое. Спустились вниз. Тут я подумал, что хорошо идти с котенком. Если выскочат мыши, он их съест – и мы пойдем дальше. Но мыши не выскочили. Через пять минут лучик света выхватил вторую дверь. Я ее, понятное дело, открыл – и попал в какой-то дом. Там было много места, но пусто. И только посреди единственной огромной комнаты стоял большой стол.

Мне стало интересно, где же я нахожусь. Я подошел к окошку и отдернул занавеску. Дом алкаша был передо мной как на ладони. Справа. Слева – дом дурака. И я понял, что пробрался в дом с куполом. Алкаш, помнится, намекал на то, что у дома есть хозяин. И я собрался ретироваться, пока опять какой-нибудь имбецил не дал мне по башке. Покыскал котенка. Но тот куда-то пропал.

Тут мне стало жалко котенка. Я его на руки взял. Я его сюда затащил. И, получается, брошу. Стал я его по всем углам искать. Под стол заглянул. Вдруг слышу, кто-то дверь, которая из потайного хода, открывает. Я медленно так голову повернул… А там котенок. Только размером с тигра.

Я заорал и провалился неведомо куда.

И снова я слышал сквозь забытье, как мыши скребутся за стенкой.

Несколько раз перед моими глазами выплывало женское лицо. Красивое, но немолодое, изрезанное глубокими морщинами.

Помню еще. Чья-то сильная теплая рука приподнимала мою голову на подушке, и мне в рот вливали терпкий отвар.

Все это время мне ничего не снилось. Темнота. Темнота. Темнота. Кажется, я взрослел. Один раз я что-то вроде того – пришел в себя. Лежу в корыте. Корыто наполнено водой. Над водой клубится пар. И мне чем-то жестким трут спину.

Окончательно я пришел в себя, оттого что над кроватью склонился отец. Я протянул к нему слабые руки:

– Здравствуй, папа!

– Здравствуй, сынок, – ответил он.

Лицо его дернулось судорогой.

– Где ты был так долго?

Тут папа стал мне рассказывать странные вещи.

Впрочем, все, что случалось с папой, и были без исключения – странные вещи.

Все.

8. Папа

– Ты так сладко спал, что я не стал тебя будить и не взял с собой.

И не пожалел об этом, ибо не нужно детям видеть того, что довелось увидеть мне. Само начало нашего пути было недобрым. И мне бы прислушаться, присмотреться… Сынок, ты знаешь, я снова выпил. Вожатый сразу за калиткой воровато подмигнул мне:

– Ну что, наведаемся в те хоромы.

– Наведаемся, – пожал я плечами.

Через минуту он отпирал замок на двери бывшей часовни. Каково же было мое удивление, что в ней был стол и что стол был накрыт. В голове моей шевельнулись какие-то воспоминания, но их было слишком мало, чтобы я прислушался к ним. Да тут еще я отвлекся на выпивку: вожатый вытащил из-за пазухи полторашку и ухнул ее на стол.

– За начало светлого пути! – возвестил он.

Мы как-то слишком быстро надрались. И ушли из того дома. Помню, идем, шатаясь, по полю. И вдруг вожатый становится злым, бросается на меня с кулаками. Ну я врезал ему как надо. Это я, наверное, правильно сделал. И он, кажется, упал. А потом я залпом допил дрянь из бутылки. И сделал неправильно. В голове моей щелкнуло – и я побежал куда глаза глядят. Одно помню отчетливо: стемнело.

Я оказался в лесу, но где-то слева маячил просвет. И я пошел на просвет. Вскоре в темнеющем массиве показалась избушка. Но была она какой-то недоброй. А тут еще я прозевал и с разбегу влетел в колючую проволоку. Выпутался. И вдруг…

– Стоп!

Я прислушался.

– Хальт их верде шиссен!

Я не понял и хрипловато переспросил:

– Чего?

И сразу поверх моей головы врезали из пулемета. Тут уж я ничего больше не переспрашивал, а ломанулся во все лопатки обратно. Слышу топот сзади. Собаки, люди бегут. И все лают, и все бубнят, бубнят что-то…

– Фассен!

– Лос хюнхен!

– Дроке швайн!

Азартно так… И смеются, гады. Тут я споткнулся обо что-то и покатился с холма. Темно уже, не заметил. Короче, кувыркался-кувыркался, кувыркался-кувыркался… Вроде прилетел куда-то. Прислушался – тихо. Лежу и думаю: сороковые сейчас прошлого века или десятые нового тысячелетия? Решил судьбу не искушать. Залез под какой-то пень и заснул. Просыпаюсь… А меня этот… любитель старины… трясет за плечо – и орет в самые уши:

– Куда ты приперся, идиот! Чего тебе надо здесь?

А я возьми да и брякни:

– Немцы в деревне есть? Что с парнем моим?