Книга И побольше флагов - Ивлин Во
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Серьезно? У вас здесь имеется особый отдел прелюбодеяний?
– Ну, можно и так сказать.
– Похвально. В Софии нет подобных отделов.
Его блаженство был препровожден куда следует.
– Ну а вы, желаете пообщаться с Дигби-Смитом, не так ли?
– Желаю?
– Да, он, несомненно, заинтересуется Либерией.
Прибыл еще один провожатый и увел Бэзила. В коридоре их остановил маленький, плохо выбритый человек с чемоданом.
– Простите, не скажете, как пройти в отдел Ближнего Востока?
– Вам вот сюда, – указал Бэзил. – Но там вам мало чем помогут.
– О, они заинтересуются тем, что у меня здесь в чемодане. Все заинтересовывались. У меня здесь бомбы, и ими можно снести крышу со всего этого здания, – пояснил безумец. – Я таскаю их из кабинета в кабинет с самого начала этой чертовой войны, иногда мне кажется, что взорвать их всех было бы самое милое дело.
– Кто направил вас в отдел Ближнего Востока?
– Парень по фамилии Смит. Дигби-Смит. Очень заинтересовался моими бомбами.
– Вы уже были у Полинга, да?
– Полинга? Был. Я вчера у него был. Он тоже очень заинтересовался. Я же говорю, что все заинтересовываются. Он-то и посоветовал показать бомбы Дигби-Смиту.
Мистер Бентли пространно рассуждал о трудностях и малых возможностях служащих министерства:
– Если бы не журналисты и не чиновники, – говорил он, – все было бы гораздо проще. Они считают, что министерство и существует-то единственно для их удобства. Строго говоря, я вообще не должен иметь дело с журналистами, я ведь здесь книгами занимаюсь, но они вечно спихивают на меня посетителей, когда те очень уж им докучают. Да что журналисты! Утром ко мне заявился человек с чемоданом бомб!
– Джеффри, – наконец перебил его Амброуз, – скажите мне, известен я как писатель левого направления?
– Конечно, мой дорогой, очень известен.
– Именно левого направления?
– Конечно, очень левого.
– И известен, я имею в виду, не только в левых кругах?
– Разумеется. А почему вы спрашиваете?
– Мне просто интересно.
Их разговор был прерван на несколько минут вторжением американского военного корреспондента, добивавшегося от мистера Бентли подтверждения слухов о прибытии в Скапу польской подводной лодки, а также о его аккредитации туда с поручением разузнать все это самолично; вдобавок мистер Бентли должен был прикомандировать к нему польского переводчика и объяснить, какого черта информацию о польской подводной лодке предоставили этому недоноску Паппенхакеру из Херстовского концерна, а не ему.
– О господи, – вздохнул мистер Бентли, – почему же вас направили ко мне?
– Я, кажется, числюсь у вас, а не в пресс-бюро.
Выяснилось, что это действительно так: как автор «Судьбы нацизма», книги, шедшей нарасхват по обеим сторонам Атлантики, этот человек был записан не журналистом, а литератором.
– Для вас это только лучше, – сказал мистер Бентли. – В нашей стране звание литератора гораздо выше, чем звание журналиста.
– Поможет ли мне это звание попасть в Скапу?
– Мм, нет…
– Получить польского переводчика?
– Нет.
– Так на черта мне звание литератора?
– Я переведу вас в другой отдел, – пообещал мистер Бентли. – Ваше место – это пресс-бюро.
– Там сидит какой-то юный сноб, который разговаривал со мной так, будто я дохлая мышь, которую притащила кошка! – пожаловался автор «Судьбы нацизма».
– Он больше не будет так с вами разговаривать, если вы официально станете там числиться. Но раз уж вы сейчас здесь, то как вы отнесетесь к предложению написать для нас книгу?
– Нет.
– Нет? Ну, надеюсь, что в Скапу вы так или иначе попадете… Никогда ему туда не попасть, – добавил мистер Бентли, когда дверь закрылась, – никогда и ни за что, будьте уверены. Вы его книгу читали? Удивительно глупая книга. Он пишет там, что Гитлер тайно женат на еврейке. Один Бог знает, что он напишет, если пустить его в Скапу.
– А если все-таки ему удастся туда попасть, что, по-вашему, он способен написать?!
– Что-нибудь крайне скандальное, не сомневаюсь, но ответственность за это мы нести не будем. Или будем? Как вам кажется?
– Джеффри, вы сказали, что я широко известен как левый писатель. Подразумевает ли это, что, если фашисты придут к власти у нас, я буду у них в черных списках?
– Несомненно, мой дорогой.
– Они творили ужасные вещи с левой интеллигенцией в Испании.
– Да.
– И это же творят сейчас в Польше.
– Да.
– Ясно.
На несколько секунд их разговор прервало появление архимандрита. Тот выразил огромную готовность написать книгу об интригах нацистской коалиции в Софии.
– Вы полагаете, что сможете помочь перетянуть Болгарию на нашу сторону?
– Это будет плевок в лицо болгарам, – заявил его блаженство.
– Думаю, он способен написать отличную автобиографию, – сказал мистер Бентли, когда священник покинул их. – В мирное время я бы заключил с ним договор.
– Джеффри, вы всерьез считаете, что я мог бы попасть в черные списки левой интеллигенции?
– Конечно, всерьез. В первую же строку списков. И вы, и Петруша с Цветиком.
От упоминания этих двух знакомых имен Амброуза слегка передернуло.
– С ними все в порядке, – сказал он. – Они в Штатах.
Бэзил и Амброуз встретились на выходе из министерства. Они задержались на минутку, наблюдая короткую стычку автора «Судьбы нацизма» с полицейским охранником. Судя по всему, американец в припадке раздражения порвал клочок бумаги, являвшийся пропуском, и теперь охрана его не выпускала.
– В каком-то смысле мне даже жаль его, – заметил Амброуз. – Это не то место, где хочется пробыть до самого конца войны.
– Мне предложили здесь работу, – соврал Бэзил.
– И мне тоже, – сказал Амброуз.
Они вместе шагали по сумрачным улицам Блумсбери.
– Как Поппет? – наконец нарушил молчание Бэзил.
– Взбодрилась после твоего ухода. Пишет и пишет. Безостановочно, как сенокосилка.
– Надо будет выбрать время и заглянуть к ней. С тех пор как вернулась Анджела, я так занят. Куда мы идем?
– Не знаю. Мне некуда идти.
– И мне идти некуда.
На улице повеяло вечерней прохладой.
– Я чуть было не вступил в Ударный гвардейский пехотный полк, – сказал Бэзил.