Книга Реки счастья - Йунус Дидар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так он ещё и повелитель времени?
— Если не само время, скользящее среди песков и поглощающее царства. Оно начинает с мелочей, с забытых песен минувших золотых вечеров, и превращается в чудовищного червя, способного пожирать целые города с многовековой историей. Не остаётся ни шелеста листьев, ни журчания воды, ни воспоминаний, ни книг, ни песен, хранящих эти воспоминания. Всё скрывают пески. Скрывают множество корон и славу их владельцев. Там, в глубине, навсегда погребены повести о деяниях владык Линалара. Пустыня уничтожила следы многих столетий.
— Смотрите, там, вдали, три горы! Какие-то они уж слишком ровные!
— Это Великие Пирамиды Харлина, гробницы древних царей. Города вокруг засыпаны песком. Но ближе к реке мы сможем найти какие-нибудь руины. Там вы отдохнёте несколько часов, а потом мы продолжим путь. До Тральфамадора надо добраться, пока жажда не убила вас, приговорив меня тем самым к дальнейшим странствиям по пустыне. Ничего не имею против этого занятия, но за несколько тысячелетий немного приедается, мягко говоря.
У самого русла высохшей реки действительно удалось отыскать какие-то древние руины. Крыши не было, но от солнца можно было укрыться в тени огромных колонн. Маннелиг сказал, что когда-то эти развалены были прекрасным храмом, который однажды поджёг какой-то гад. Когда его поймали и спросили, зачем он это сделал, поджигатель ответил, что хотел прославиться. Тогда его имя решили забыть, но, как назло, запомнили и помнили долго. Казалось, что подлец своего добился, но так только казалось. Помнили, помнили, а потом всё равно забыли. Восстанавливать храм сначала было не на что, а потом некому. Вот и остались лишь груды обломков былых изваяний, среди которых отряд отдохнул несколько часов. Поэту так и не удалось заснуть, но стоило ему сесть на верблюда, и сновидения завладели им.
Открыв глаза, Поэт увидел верблюда, на котором сидел, и оранжевую мглу. С трудом удалось немного поднять голову. Он заметил другого верблюда, успевшего стать восьминогим. Откуда взялось ещё четыре ноги? Думать не хотелось. На верблюде сидел Стил, а на его плече восседал ворон, гордый ворон старых дней. Поэт попытался вспомнить, как зовут птицу. Толи Хугин, толи Мунин. Вокруг было тихо. Ветер — больше ничего. Пустыня отнимает жизнь. Даже если она тебя не убивает, ты идёшь среди дюн, и от минувших дней остаются только воспоминания, а потом даже воспоминаний не остаётся. Кому поклонялись вон в том заброшенном храме? Даже имени бога не сохранилось. От жизни остаётся лишь пепел и рассказ, но многие рассказы поглотило безмолвие пустыни. Всю жизнь идём к Источнику Счастья по бесплодной земле. Приходим из мглы и уходим во мглу. И следа не останется на раскалённом песке, когда мы пройдём, как другие прежде прошли. Ветер за нами придёт, заметая следы. «Когда же закончится этот ад?» — заговорил сам с собой Поэт. И, взмахнув крылом лениво, молвил ворон: «Никогда».
— Солнце отвесно. Не даёт мёртвое дерево тени. Тот, кто был жив, ныне мёртв. Мы, что были живы, теперь умираем. Здесь нет воды. Лишь камни. Камни и нет воды, и в песках нет воды. А была бы вода, мы бы встали, припали бы к ней. Но ни встать, ни помыслить среди голых камней. А была бы вода, а не камни. Пусть камни, но и вода.
Ворон каркнул: «Никогда».
— Не только камни, но и вода.
Каркнул ворон: «Никогда».
— Вода!!! Вода!!! — услышав эти крики, Поэт вздрогнул.
Кричали пираты. Восьминогий верблюд снова стал четырёхногим. Ворон сидел на плече Стила и молчал.
— Вода!!! Вода!!! — снова закричали пираты, когда путники добрались до колодца, из которого высунулась голова и спросила:
— Где?
Киса молча указал на колодец.
— А это, — произнесла голова, — не, воды там нету.
— А что ты делаешь?
— Ящерицу ищу. Столько гнался, а она, тварь такая, рухнула прямо в колодец. Доставай её теперь оттуда. А всё почему? Всё потому, что главному захотелось чего-нибудь мерзкого пожевать. Я ему говорю: «А курочка, курочка вам чем не еда?» А оленина? А кролик? Ах какой у нас кролик! Вот я и говорю: «Кушайте себе на здоровье». А он говорит: «Всё это конечно хорошо, но иногда, сам понимаешь, хочется чего-нибудь омерзительного пожевать». А я не понимаю! Скиньте меня в этот колодец вниз головой, если я понимаю. «Иди», — говорит, — ящерку раздобудь. Вот и гоняйся за этой проклятой ящеркой. Сидел бы сейчас под пальмой и попивал бы что-нибудь холодненькое.
— А где сидел бы? — вкрадчиво поинтересовался Ингви.
— На Тральфамадоре, естественно.
— А вода на этом Тральфамадоре имеется?
— Струями течёт. Какие там фонтаны! Но зачем вам вода? Там прекрасные вина, полно прохладительных напитков.
— Начнём с воды, — ответил Ингви.
— А вы, ребята, кажется, не местные? О! Какие люди! Или не люди, в общем, привет, Маннелиг. Так и скитаешься по пустыне? Что решил туристам Тральфамадор показать? Зарабатывать начал? Ну, это правильно. Даже проклятым нужно на что-то жить.
— Это не туристы. Это Мессия.
— Мессия? Вот здорово! Мессия — это хорошо. Вы уж помогите бедняге Маннелигу, а то сколько лет мыкается по белу свету, как неприкаянный. Туристы, не туристы, а ведь есть что показывать, если вы понимаете о чём я. Какие у нас сады! Птицы поют, ручьи, фонтаны, цветы всякие, и всё такое прочее. Жаль, что ты не можешь зайти к нам в гости, Маннелиг.
— А почему он не может зайти к вам в гости?
— Потому что Тральфамадор — оазис. А он вроде как проклят, Маннелиг, не Тральфамадор. В общем, Маннелиг не может войти в оазис. Проклятье — штука серьёзная.
— Да. Тральфамадор — единственное место в Тартаре, куда я не могу войти.
— А какие у нас фрукты! Спелые, сочные. Извини, Маннелиг, можешь не слушать.
— Но где же находится прекрасный Тральфамадор?
— Вон ту скалу видишь? Вот прямо на её вершине. Фрукты просто великолепны.
Путники поднялись на вершину скалы по узкой дороге и прошли через распахнутые настежь ворота. Летучий Тартарец остался снаружи.
— А где же сад? — удивился Хромой, — Только песок и какая-то древняя башня. Может я что-то путаю, но, по-моему… Маннелиг, можешь заходить, тут нет сада.
— Куда же он делся? Фрукты, деревья, фонтаны и всё остальное? Только двор залитый солнцем! — негодованию бывшего губернатора не было предела.
— Может у тех зелёных человечков спросить? — предложил Хромой, указывая на людей в зелёных плащах, сидевших на песке.
— Где же прекрасные сады Тральфамадора! — проорал Тимур прямо в ухо одному из местных, никак не отреагировавших на появление двадцати шести чужаков.
— Вот они, — ответил зелёный человечек, — указывая на пространство вокруг.
— А есть в этих садах что-нибудь кроме песка и камней?