Книга Когда погаснет лампада - Цви Прейгерзон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все гости — и пожилые, и молодые — хором поют эту старую песню. После ребе «встречают» виновника торжества Соломона, затем — хозяев дома, затем — гостей. Тем временем на стол подается дымящаяся супница и мясное жаркое. Слышен звонкий смех Клавы — она смеется шуткам Соломона. Он знает уйму еврейских анекдотов.
Например, о еврее, который купил корову и уже дома обнаружил, что это бычок. И вот настала эпидемия коровьей болезни, и бычок тоже заболел. «Надо же, — сказал еврей, — как доить, так он бык, а как болеть, так он корова!»
Весельем и желанием веет от Соломона. Клава смеется так, что руки ее беспомощно падают под стол — одна из них прямиком на колено соседа. Лида тоже хохочет смешной шутке.
Встает еще один желающий произнести тост — это не кто иной, как лев стариковской стаи Берл Левитин. Тихо, товарищи! Берл и его рубящая ладонь готовятся к короткому выступлению. Мы собрались сегодня вместе, говорит он, отцы и сыновья, в доме нашего друга, чтобы хорошо провести время. Кому, как не нам, матерям и отцам, чьи лбы прорезаны глубокими морщинами, а бороды длинны — Левитин захватывает в горсть свою длиннющую бороду, — кому, как не нам, знать, до чего трудно растить сыновей. Вот выходит ребенок в мир, моргает глазками, двигает ручками и ножками. Проходят годы, и он превращается в юношу, юноша — в мужчину. Много страданий, крупинка радостей. В любом случае это наши дети, плод наших чресл, и мы всегда будем переживать за них и следить за каждым их шагом. И потому сейчас, когда собрались мы в доме нашего друга, чтобы хорошо провести время, я хочу выпить этот стакан за здоровье наших детей. За здоровье детей, которые сидят с нами здесь, в этой комнате, и за здоровье других, разбросанных по всему свету, где бы они ни были сейчас. За больших и малых, за сыновей и дочерей! Лехаим! За их здоровье и за хорошую жизнь!
В комнате нарастает шум, каждый уже говорит что-то свое, лица гостей раскраснелись. Резник реб Довид встает со стула, чтобы известить «босяков», что еще не все потеряно. Что, несмотря на все революции, институты и книги лжи, которые навалились на нас из больших городов, несмотря на то, что все вы тут сильно умные-разумные и ужасно ученые и точно знаете, в какую сторону крутятся мировые колеса, невзирая на все это — есть еще у нас Бог на небесах! И если вы даже встанете на голову вверх ногами, и поднимете шум-гам на весь свет, и бросите вызов всему сущему — даже если вы поступите так, то все равно останетесь глиной. Потому что есть еще!.. есть!.. есть еще у нас Бог на небесах!
Это странное заявление было выслушано гостями в смущенном молчании и по окончании не сопровождалось бурными аплодисментами и возгласами одобрения. Но разве не от сердца шли эти слова — от сердца дряхлого старика, человека молитвы, немало пережившего в жизни?
Женщины тем временем делают свою работу. На столе появляются чай, печенье, фрукты и всевозможные сладости. Да продлятся дни старой Песи! Вениамин и Соломон тоже не сидят без дела. Вениамин ухаживает за Лидой, немедленно доставляя к ней на пробу все самое вкусное со стола. Его старания не остаются незамеченными — не только самой Лидой, но и Рахилью Фейгиной. Соломон продолжает шутить, причем его анекдоты и шутки становятся все более сальными. Ехезкель запевает украинскую песню:
Молодежь дружно присоединяется к нему — пусть старики слушают и удивляются! Вениамин видит, как Берл грозит ему пальцем, грозит и бормочет себе под нос:
— Ах, Вениамин, ах, шейгец[16]…
Что бы это значило? Все поют украинскую песню, в том числе и Мириам, жена Ехезкеля. В ее волосах уже поблескивает проседь, хотя на лице все еще видно сияние молодости.
Но о Мириам мы еще поговорим в другом месте. Застольный шум нарастает. Старики тоже не дремлют за своим столом. Вот они запевают старую хасидскую песню о споре между прилежными учениками ребе и любителями смотреть в дно стакана.
Старики хлопают в ладоши, глаза их устремлены вверх. Они украшают песню трелями и речитативом «чири-бам-бам», веселым и печальным одновременно. На этот раз хором дирижирует габай Гинцбург — как видно, и он выпил достаточно чарок, этот кладбищенский сторож, который все еще не совсем понятен Вениамину. Габай с необыкновенным воодушевлением размахивает воздетыми вверх руками и вообще производит очень много шума.
И снова чири-бам-бам, и веселый, и печальный. Но чем занят в это время Соломон? Он обвил рукой спинку Клавиного стула и продолжает шутить. Поистине огромен запас его анекдотов! Теперь пришла очередь армянских загадок.
— Что такое: вокруг газ, а внутри холера? Ответ: женщина в газовом платье! А что такое вокруг холера, а внутри газ? — Мужчина выпил стакан содовой воды!
И снова слышится смех вокруг Соломона и его старых-престарых шуток. Но Клава сияет: в отцовском доме редко рассказывали анекдоты, там ее воспитывали в строгости и трудолюбии. Да и после замужества ситуация не слишком изменилась. Ее Ваня — серьезный человек, день и ночь трудится на Кировском заводе, где руководит одним из важных отделов. А вот у нее, Клавы, есть в душе некая искорка, мешающая усидеть дома, зовущая в мир, наружу. Вот и сидит она в большой комнате Хаима-Якова Фейгина, едва ли не до слез хохоча над шутками Соломона. Приятный вечер! До чего же приятный вечер!
— Давайте немного потанцуем, — предлагает Лида.
Ей уже надоели анекдоты Соломона. Как видно, она не слишком похожа на подругу характером, да и вообще, это окружение кажется Лиде чужим. Бывает, что и в ленинградском доме Степана Борисовича собираются знакомые и друзья на ужин и на бокал вина. Легкая беседа, игра на пианино, иногда кто-то расскажет приятную историю… — все тихо, спокойно, вежливо, хотя временами эта церемонность и кажется скучноватой. Там, в Ленинграде, никто не говорит одновременно с другими. Что делает она, профессорская дочь, в доме Фейгина, где царит полный беспорядок, где все кричат и распевают дикие песни? Пьянство, пошлые анекдоты — короче говоря, бескультурье.
