Книга Седого графа сын побочный - Эдуард Лимонов

Для меня это был большой и серьёзный удар. Благодарю Бога, что Он, вероятно ради ея светлой души, дал мне силы принести ей то утешение, которое только Церковь может дать.

(…)

Думаю о тебе и вспоминаю и твоих дорогих ушедших. Храни тебя Господь и Царица Небесная.

Сердечно тебя любящий Твой старый Гога. (Прим.: в миру гр. Г. А. Шереметев, бывший младший офицер эскадрона 4 Кавалергардского полка.)

л. 9

Путешествие из Петербурга в Масловку

Уже скоро десять часов вечера. Вот низкое, небольшое здание вокзала Николаевской железной дороги. На площади перед станцией неуклюжий памятник Императору Александру III работы Паоло Трубецкого. На станции уже нет ни суеты, ни сутолоки. Пассажирские поезда на Москву уже давно ушли, остается один лишь скорый. Поезд весь из синих, первого класса, вагонов стоит у платформы, в составе всего лишь шести вагонов и паровоза.

Вагоны все спальные, и во многих постели уже приготовлены. Пассажиры не торопясь занимают свои места в вагонах, и ровно в десять плавно, без толчков, поезд отходит и начинает набирать скорость. Тряски в вагонах почти незаметно. Они лишь плавно покачиваются. Остановок до Москвы немного: Лобань, М. Вишера, Бологое, Тверь, Клин. Пассажиры укладываются спать и засыпают под мерный стук колес. Кто рано проснулся, выходит на станции Клин выпить чай или кофе в станционном буфете, более ленивые получат чай в вагоне. Ровно в девять часов поезд останавливается у платформы в Москве. Когда мы были детьми, то всегда просили, чтобы нам купили в Твери мятных пряников, которыми Тверь славилась. Пряники эти были в виде стерлядей, карпов, петухов, Георгиев победоносцев на коне и т. п. и конечно доставляли нам громадное удовольствие.

В Москве переходили на Рязанский вокзал Московско-Казанской железной дороги, который был всего в нескольких стах шагах разстояния от Николаевского по ту сторону площади, но прямого сообщения между ними не было, потому что он стоит значительно ниже.

Скорый поезд на Козлов, Воронеж, Ростов, а позже на Минеральные Воды и Баку, отходит часа в три дня, и потому на станции обычно приходилось ожидать четыре-пять часов.

Поезда отходили один за другим, и среди толкотни и сутолоки время проходило незаметно. Около часа основательно завтракали и затем, как только поезд подавали к платформе, грузились в него и устраивались поудобнее, так ехать приходилось до следующего утра. Вагоны тоже были спальные, не такие хорошие, как на Николаевской Ж. Д., и кроме того, были и вагоны второго класса, а в последние годы даже вагон-ресторан.

На Московско-Рязанской Ж. Д. мы всегда ожидали с нетерпением станцию Фаустово, где покупали горячие пирожки, начиненные рубленным мясом, которые горами лежали на буфете, так как станция ими славилась. Затем в Коломне покупали коробки с Коломенской фруктовой пастилой, очень вкусной, и тоже местной знаменитостью. Около шести часов вечера приезжали в Рязань, где обычно поезд стоял около часа времени и пассажиры выходили на станцию обедать. Еда обычно была очень хорошая. Неизменные щи с пирожками и разнообразные другие вкусные вещи.

От Коломны до Рязани поезд шёл по долине реки Оки и Москвы, и когда приходилось ехать весной во время разлива, то по обе стороны полотна железной дороги видна была одна лишь вода версты на две-на три в обе стороны. Летом же эти заливные луга были сплошь уставлены стогами сена.

л. 10

После Рязани обычно начинали уже укладываться спать. Приходит проводник раскидывать койки, и всегда эта процедура вызывала значительный интерес: сначала спинка сидения поднималась кверху, из стенок опускались вниз два пальца, на которые эта спинка опиралась, и затем вытаскивались две пружины по бокам, и вся спинка переворачивалась низом вверх. Эта часть вместо красного бархата была обита белым с красным полосатым тиком, и с длинного наружного края была вроде занавеси длинная полоса такого же матерьяла, сквозь всю длину которой проходит круглый ремень с петлями на конце, которые и зацеплялись за крючки в стенках, и это приспособление не давало свалиться с койки во время сна. Затем переворачивалось так же точно и нижнее сидение, откуда вынимался ещё дополнительно матрас для верхней койки. Приносились в мешке простыни, одеяла, подушки и постель была готова. Спать было мягко и тепло. Если тотчас ещё не ложились спать, то выходили пить чай на станции Ряжск. Утром просыпались уже недалеко от станции Лиски, где надо было менять поезд или же ехать уже на лошадях последние двадцать верст, что в прежнее время обычно и делали, ибо Харьков-Балашевская линия Юго-Восточных Ж. Д. была построена лишь в 1897 или 98 году.

На станции Лиски буфетчиком был татарин Гассан, когда-то бывший лакеем в одном из Петербургских ресторанов. Наскоро пили чай с какой-либо закуской и торопились ехать дальше. Поезд на ветке уже был совсем другого качества: вагоны были старые, трехосные, всего один синий вагон Его класса, один жёлтый II-го класса и пять или шесть зеленых вагонов III-го класса. Паровоз тоже был небольшой, довольно старого образца, и да и скорость движения была не велика. Путь был одноколейный. На полдороги проезжали разъезд, затем станция Икорец…

л. 21–22

В своем дневнике Д. И. Звегинцов записал в коротких сдержанных словах грустные или трогательные семейные происшествия: смерть на фронте брата, смерть тоже на фронте сестры, приплытие из Дальнего Востока, в тяжелых обстоятельствах, жены с пятью детьми — сразу отправленных дальше, т. к. Россия больше не существовала…

Я, А. В. Звегинцов — племянник Д. И. — счёл нужным прибавить несколько строк, чтобы уточнить, «кто и что».

Александр Иванович Звегинцов (1869–1915), бывший ротмистр того же Кавалергардского полка. Уйдя в отставку, был деятельным общественным человеком, знатоком разнообразных вопросов: земледелия, государственной обороны… Член (от Воронежской губ.) III-ей и IV-ой Государственной Думы. «Октябрист». При объявлении войны, в 1914 г., вернулся на военную службу в качестве начальника разведывательного отделения 3-ей Армии. Сообщал друзьям: «нашел хорошее занятие для отца семейства: летаю». Убит 2.IX/1915 при крушении над фронтом военного аэроплана «Илья Муромец» (кажется, в те времена самый большой самолет на свете).

Жена, которую просили «приготовить», б. фрейлина Государыни Императрицы, Екатерина Михайловна, ур. Свербеева, человек высокого ума и широкого просвещения (ея семья была как бы звеном между западниками и славянофилами).

л. 23

5-го получил печальное известие: «2-го Ноября во время боевого полета разбился на смерть подполковник Александр Иванович Звегинцов. Приготовьте супругу, тело Минске». Послано адъютантом штаба III армии моей жене. Бедняга Саша, безконечно жаль его и, быть может, он погиб напрасно.

м. Росица. Местные жиды вздули цены на все предметы первой необходимости. Представители местных властей, как гражданских, так и военных, по-видимому не находят в этом явлении ничего неправильного или же просто по незнакомству с законами не знают, что предпринять.