Книга Крокодил из страны Шарлотты - Иоанна Хмелевская

– Дождусь ледового пути, – разозлилась я. – Ты снова против меня!

– А что прикажешь делать, когда ты ведешь себя так глупо, что впору сквозь землю провалиться! Не восхищаться же! Хотя насчет шкафа и дерби надо отдать тебе должное. Если бы не Роберт, даже я бы поверил, но Роберт не врет, это ясно. Во всем, что касается автомобилей, память у него железная. Зато с эскизом ты оплошала, могла бы и побольше смекалки проявить.

– Не понимаю. Что ты имеешь в виду?

– Хотел бы я знать, кого ты стараешься выгородить. До сих пор я надеялся, что тебе там в Дании никто голову не вскружил, но теперь сомневаюсь.

– Опомнись! При чем тут это?

Дьявол смерил меня мрачным взглядом. Пришлось оторваться от посуды и ответить ему тем же.

– Очень уж тебе не терпится попасть в Копенгаген, – буркнул он, сдаваясь. – А как насчет надписи на стене? Что это за прачечная, не та ли, что на площади Святой Анны?

В такие моменты герои довоенных фильмов роняли, помнится, всякую бьющуюся посуду. Я ничего такого не уронила и не разбила, хотя имела полное на то право. Просто застыла как вкопанная, лихорадочно соображая, стоит ли что-нибудь соврать, и если да, то что, или лучше не напрягаться, все равно подловит. Нет, и пытаться нечего, напрасный труд.

– А почему майор меня о ней не спрашивал?

– Не догадывается, а я ему еще не говорил.

Я снова взялась за посуду.

– Помалкивай и дальше, душа моя, – холодно ворковала я. – Не знаю, какими догадками забита твоя голова, но со всей ответственностью заявляю, что лучше тебе позабыть про них. Поверь мне на слово.

Дьявол потащился за мной на кухню.

– Это почему же?

– Потому что они беспочвенны, – совсем уж ледяным тоном отрезала я.

– Тогда, значит, Збышек?..

Потеряв всякое терпение, я набросилась на него:

– Ну при чем тут Збышек, почему Збышек? Чего вы пристали к несчастному Збышеку? Помешались на нем? Свет на нем клином сошелся?!

Дьявол снова вцепился в меня, как легавая в дичь:

– А все потому, что ты темнишь, кого-то стараешься выгородить. И поскольку самой сомнительной фигурой оказался Збышек…

– С чего это тебе взбрело, будто я кого-то выгораживаю?

– Нам известно, что в тот вечер ты пробыла у Алиции всего ничего. Этот дурацкий эскиз – только предлог. Просто к ней нагрянул гость, и тебе пришлось уйти. Гостем был Збышек, его-то ты и покрываешь.

Я молчала, с тоской думая о том, что мое вранье плюс их ложные выводы приведут к такой дикой путанице, в которой сам черт не разберется. С другой стороны… если они столь недогадливы, тогда чей же это микрофон?.. Или Дьявола тоже водят за нос – из-за наших отношений? Нет, его не проведешь. Значит, он с ними против меня?

– Интересно, что вы еще насочиняли? На кой шут мне, к примеру, маляр?

– Вот именно. Зачем тебе маляр? Почему она звонила, я уже догадался: велела прийти и посмотреть надпись на стене. С Копенгагеном тоже ясно, а вот маляр… Иоанна, заклинаю, будь благоразумна, зачем тебе маляр?

Я предоставила ему возможность самому разгадывать эту загадку. У меня своих забот хватало, а тут и еще одна свалилась на мою голову. Как мне теперь попасть в Копенгаген?

В довершение всего поздним вечером позвонил Збышек, в состоянии близком к невменяемому.

– Я чувствую себя затравленным зверем! – простонал он умирающим голосом.

Если уж говорить объективно, Збышек явно преувеличивал – майор пока не сделал ему ничего плохого, – зато субъективно он чувствовал себя именно так. Но чем я могла ему помочь?

Всю ночь я промаялась без сна, пытаясь найти выход. Может, кто-то другой съездит? Нет, никто больше не справится, да и не доверяю я никому. Может, там сейчас кто-то из наших? Михал! Тот самый Михал, который в некотором смысле доводится мне сообщником… Он бы запросто все обстряпал, но как его поставить в известность? В письме? Мою переписку с Копенгагеном наверняка станут проверять. По телефону и того ненадежней! Шифром можно сообщить разве что о ставке на бегах, но никак не о конверте в кофре. Как быть?..

Если долго думать, то что-нибудь толковое и надумаешь. Правда, совсем уж гениальные мысли в таком паническом, как у меня, состоянии людей не осеняют, но более-менее сносный выход сыскался. Перебрав в уме все возможные и невозможные способы нелегального перехода через границу, удостоверившись, что среди моих знакомых нет ни одного кондуктора, летчика или стюардессы, курсирующих между Варшавой и Копенгагеном, что все мои знакомые надолго засели либо тут, либо там и путешествовать в ближайшее время не собираются, я поняла, что остается только одно. Надо позаимствовать опыт у контрабандистов. Послать Михалу письмо, в чем-то его хитро спрятав!

К утру я уже знала в чем. Разумеется, в колбасе. Что-что, а колбасу Михал наверняка съест или хотя бы попытается съесть. Выбор мой пал на вареную – в сухую вряд ли удастся что-либо впихнуть. К счастью, трезво рассуждать я еще оказалась способна.

Текст, написанный на технической кальке несмываемой тушью, был простым и ясным:

«В связи с убийством Алиции проберись в прачечную. Открой прадедовский кофр! Возьми оттуда конверт – как выглядит, не знаю. Во что бы то ни стало перешли его мне, но так, чтобы в него ни одна душа не заглянула! Не пиши на нем ни моей фамилии, ни адреса! Не признавайся, что знаешь меня!!! Возможно, это имеет отношение к тому воскресенью, которое было Величайшим днем в нашей жизни!»

Подпись я не поставила. Должен догадаться, вдобавок я ему позвоню – сразу, как только отправлю колбасу, – мало ли что, вдруг продукт испортится, еще вздумает его выбросить.

Не откладывая в долгий ящик, я съездила в город и купила три кило вареной колбасы. Никогда не думала, что фаршировать ее корреспонденцией окажется таким тяжким делом. Сколько всего писалось о нашей колбасе – и невесть из чего сделана, и водянистая, и рыхлая. Поклеп все это! Ядреная как не знаю что, еще и с тонкой кожицей. После долгих, но бесполезных усилий пришлось уменьшить формат письма – обернутое полиэтиленом, оно было едва ли не толще самой колбасы. Да еще никак не удавалось скрыть следы фаршировки. Я попыталась развязать один конец, запихнуть пакет, потом снова завязать, но он почему-то никак не хотел завязываться. Пришлось вернуться к идее поперечного вскрытия, операция завершилась успешно, но для отправки остался лишь кусок не больше килограмма, хотя и вполне приличного вида. Зато на остатки нельзя было смотреть без содрогания.

Как раз во время моего единоборства с колбасой позвонила сестра Алиции, ужасно расстроенная, со странной просьбой.

– Пани Иоанна, у вас есть кое-какие знакомства. Не могли бы вы разузнать, когда нам выдадут тело?

– Какое тело? – машинально переспросила я, поглощенная нелегким своим трудом.