Книга Боги Бал-Сагота - Роберт Говард

– Как же так? – спросил пикт, одетый волком. – Вы намереваетесь сжечь того, кого следует отпустить!

– Почему? – воскликнул старик яростно, сжав рукой свою длинную бороду. – Кто ты таков, чтобы противиться обычаю, который соблюдается много веков?

– Я встретил пантеру, – ответил пикт, – а этот бритт рискнул своей жизнью, чтобы спасти меня. Неужели пикт теперь должен проявить неблагодарность?

Старик задумался, очевидно, с одной стороны ведомый фанатичной жаждой мести, а с другой – столь же неумолимой расовой гордостью. Пикт же пустился в разглагольствования, но теперь говорил на собственном языке. Наконец старейшина кивнул.

– Пикты всегда расплачиваются по долгам, – проговорил он величественно. – Пикты ничего не забывают. Развяжите его. Пусть ни один кельт не скажет, что пикт проявил неблагодарность.

Корорук был отпущен и, все еще пребывавший в оцепенении, попытался выразить благодарность, но старик от нее отмахнулся.

– Пикт никогда не забывает врага и всегда помнит доброту, – отозвался он.

– Идем, – шепнул бритту его друг-пикт, потянув за руку.

Он вывел воина в одну из пещер, куда открывался вход из главной полости. Шагая за пиктом, Корорук обернулся и увидел, что старейшина сидел на своем каменном троне и его глаза блестели, будто отражая в себе славу былых веков, а по обе стороны от него, мерцая, колыхалось пламя. Фигура, преисполненная величия, – король павшего народа.

Корорука вели все дальше и дальше, пока наконец он не вышел наружу и не увидел над головой усеянное звездами небо.

– В той стороне лежит деревня твоего народа, – указал ему пикт. – Там и встретишь радушие, которое будет окружать тебя, пока не пожелаешь вновь уйти в путешествие.

Затем он протянул кельту подарки – одежду из тканей и искусно сшитой оленьей кожи, украшенные камнями пояса, крепкий лук из рога и стрелы с крепкими обсидиановыми наконечниками. И кое-какую пищу. Оружие же кельта, отобранное прежде, теперь было ему возвращено.

– Погоди минуту, – окликнул бритт пикта, уже повернувшегося, чтобы уйти. – Я шел по твоим следам, но затем они исчезли. – В самом голосе Корорука прозвучал вопрос.

– Я взобрался на дерево, – тихо усмехнулся пикт. – Подними ты вверх голову – увидел бы меня. Если когда-нибудь тебе понадобится друг, ты всегда найдешь его, если встретишь Берулу, вождя пиктов Альбы.

Он повернулся и исчез из виду. А Корорук, озаренный светом луны, зашагал туда, где лежала кельтская деревня.

Боги Бал-Сагота

1. Сталь среди шторма

Противостояние было скорым и отчаянным: в краткой вспышке перед Турлохом возникло искаженное яростью бородатое лицо, и топор гэла нырнул вперед, рассекая его до самого подбородка. В наступившей в следующий момент кромешной темноте удар невидимого противника сбил шлем с его головы, и Турлох махнул топором вслепую, почувствовав, как лезвие впивается в плоть; раздался вопль. С яростных небес вновь полыхнуло белым огнем, высветив кольцо свирепых физиономий и окружавший гэла частокол полированной стали.

Прижавшись спиной к главной мачте, Турлох парировал и наносил удары. Среди безумия схватки прогремел громкий голос, и в новой вспышке гэл разглядел гигантскую фигуру и странно знакомое лицо. Затем в одно огненное мгновение мир рухнул в черноту.

Сознание медленно возвращалось. В первую очередь Турлох уловил раскачивание – движение всего тела, не подчинявшееся его воле. Затем его пронзила тупая пульсирующая боль в черепе, и гэл попытался поднять ладонь к голове. И только тогда понял, что связан по рукам и ногам (не новое для него ощущение). Прояснившееся зрение подсказало, что он привязан к мачте того самого драккара, воинам которого удалось его одолеть. Турлох не мог понять, почему его пощадили. Если северяне знали его, то должны были понимать – он был изгнанником, и собственный клан не стал бы платить, даже чтобы спасти его из Преисподней.

Ветер улегся, но море по-прежнему бушевало, швыряя длинный корабль как щепку с одного пенящегося гребня на другой через глубокие провалы между валами. Серебряный кругляк луны проглядывал сквозь разрывы в облаках, освещая беспокойные воды. По тому, как длинный корабль кренился, с трудом преодолевая пенные валы, выросший на диком западном побережье Ирландии гэл понял, что судно серьезно повреждено. Что тут скажешь, бушевавшая в этих южных водах буря оказалась способна изранить даже надежный корабль викингов.

В тот же шторм попало и франкское судно, на котором плыл Турлох, и его отнесло намного южнее первоначального курса. Дни и ночи слились в ослепляющий, воющий хаос, носивший и бросавший корабль как раненую птицу. И из самого сердца бури явился и навис над меньшим, более широким судном драконий нос, и абордажные крючья впились в борта. Воистину эти северяне были волками, и в их сердцах горела нечеловеческая кровожадность. Под аккомпанемент ужасающего рева шторма они с воем бросились в атаку, и пока безумствовавшие небеса извергали на них свой гнев, а каждый удар беснующихся волн грозил поглотить оба судна, эти хищники вдоволь насытили свою ярость, как истинные сыны моря, неистовые порывы которого отзывались в их сердцах. Это была бойня, а не сражение – кельт был единственным бойцом на борту. И теперь он вспомнил необычно знакомое лицо, замеченное им за мгновение до поражения. Кто?..

– Привет тебе, самоуверенный мой далкасиец[28], давненько мы не встречались!

Гэл уставился на воина, стоявшего перед ним. Тот был невероятно рослым – на добрых полголовы превосходил Турлоха, который и сам был выше шести футов. Его широко расставленные на раскачивающейся палубе ноги походили на колонны, а руки были словно вырублены из дуба и железа. Борода – такая же золотая, как украшавшие его руки массивные золотые браслеты. Чешуйчатая броня делала воина еще более устрашающим, а рогатый шлем прибавлял роста. В спокойных серых глазах, встретивших яростный взгляд голубых глаз гэла, не было гнева.

– Этельстан-сакс!

– Он самый. Много времени прошло с тех пор, как ты подарил мне вот это, – великан указал на тонкий белый шрам на виске. – Кажется, нам суждено встречаться в бурные ночи. Мы впервые скрестили клинки, когда ты сжег усадьбу Торфеля. В ту ночь я пал от удара твоего топора, и ты спас меня от пиктов Брогара – единственного из всех, кто служил Торфелю[29]. А этой ночью тебя свалил я, – он коснулся рукояти громадного двуручного меча, закрепленного у него на спине, и Турлох выругался.

– Ну, не следует меня поносить, – сказал Этельстан с обидой. – Я мог бы прикончить тебя в давке, но вместо этого ударил плашмя. Впрочем, помня, какие у ирландцев крепкие черепа, ударил изо всех сил. Ты много часов был без чувств. Лодброг прикончил бы тебя, как и остальную команду корабля, однако я сказал, что твоя жизнь принадлежит мне. Впрочем, викинги согласились пощадить тебя лишь при условии, что я привяжу тебя к мачте. Они тебя хорошо запомнили.