Книга Такова торпедная жизнь - Рудольф Гусев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Владимир Андрианович, — обратился Бродский к начальнику торпедного отдела, — давно пора в этом вопросе поставить точку. Подготовьте доклад в Москву. Срочно. Ну и дальше, Петр Тихонович, очень интересный разговор у нас с вами получается.
— В-третьих, товарищ начальник, это запасные части, комплектуют их как-то непонятно. На десять ремонтов, на двадцать, на пятьдесят. И присылают то, что у них завалялось, девать некуда. Хоть сразу на свалку, в металлолом. А нужного нет.
— С ЗИПом вопрос сложный. Пройдемте-ка в вашу кладовую цеха. Посмотрим ваш учет, что ходовое, что не очень, что годами лежит. Петр Рыбаков занервничал и что-то шепнул Гене Стафиевскому. Тот незаметно, задом-задом рванул к выходу — там кладовая ЗИП. Пока вся группа руководящих товарищей маневрировала между торпедами, на кладовке уже висел амбарный замок, а Стафиевский, не моргнув глазом, докладывал, что кладовщица будет через час, — недавно отпросилась домой, благо дом рядом, покормить ребенка. Коль скоро все находились у «входа» в спецгруппу, Бродский решил сделать перерыв в беседе с Полтарецким.
Он подошел к выгородке, откинул черную материю и оказался в спецгруппе. Десяток мичманов уже с час стояли по стойке «смирно!» вдоль торпеды в напряженном ожидании.
— Здравствуйте, товарищи, чем занимаетесь? — Народ напряженно молчал. — Ну вы что: готовите торпеды или просто так стоите? Это что за торпеда? 53–56 или 53–58? Ясно, 53–58.
Из обрывков фраз, выжатых из стойких торпедистов, Бродский, наконец, установил, что все они ждали его, чтобы отвечать на его вопросы.
— Так, — сказал начальник МТУ, — а какие вопросы я должен вам задавать? Народ напряженно молчал. Кто-то сказал, что о сроках хранения, кто — о встречающихся дефектах.
— Нет, — Бродский оглядел строй, — я задам один вопрос и хочу услышать от каждого из вас ответ. Скажите, почему почти 15 % кислородных практических торпед при проведении стрельб мы теряем? Ну, начнем, кто смелый? — Народ упорно молчал и смотрел на своего шефа Лешу Лелеткина, словно испрашивал разрешение на исповедь. — Ну, давайте вы, товарищ Сухинин, что вы думаете? — глаза Сухинина забегали то на Лелеткина, то на Бродского как дуло автомата.
— Считаю, что ремонт плохой, — наконец выдавил вспотевший мичман.
— Ремонт плохой? Но вы же после них все проверяете и все устраняете. Ведь так? Для этого вас сюда и назначили.
— Так мы, — молвил вспотевший мичман, добровольно залезший в западню, — много дефектов вскрываем, может, что и пропускаем.
— Выходит, по-вашему, дай приготовленную Вами торпеду другому торпедному расчету, он там черта найдет? — Народ протестующе молчал. — А если нет, зачем ее проверять после ремонта? Я имею в виду — хорошего ремонта. Может, нам стоит содержать торпеды в степенях готовности, например № 1, 2, 3. В первой степени готовности торпеду перед подачей только заправляют энергокомпонентами. Во второй что-то проверяем из числа нестабильных параметров. В третьей объем работ побольше, но не сутки же. Над этим нужно думать. Это, собственно, второй вопрос, который я приготовил для вас, но если вы хотите, что бы он был первым, возражать не буду. Я жду конкретных предложений в форме проекта «Инструкции по содержанию торпед в степенях готовности» и срок Вам для этого, товарищ Лелеткин, три месяца. Вот я вас, кажется, и загрузил, как пообещал в начале. На Петра Тихоновича зуб не точите. Все это было задумано мною давно. Но продолжим разговор. Товарищ Силкин, а вы что скажете? — Тот после такого оборота дел почувствовал себя как на эшафоте, гладил рукой торпеду и мямлил, что нас-де сегодня первый раз спрашивают, всегда нам рассказывают, товарищ начальник. — Ну, расскажите о том, что Вам рассказывают. — Силкин не мог ничего вспомнить, но потом его осенило.
— Ищут плохо, по-моему. Что там фонарик на торпеде, с гулькин нос, надо бы радиоотметчик, что на убитых китов ставят. Он небольшой, мне свояк рассказывал.
— Это уже интересно, — подумал Бродский, — вы мне поподробнее у свояка узнайте про радиоотметчик, кто делает, какие размеры, вес. На торпеде средства обнаружения действительно неважные, я согласен. Так, дальше кто? Овчинников? Что скажете? — Бродский знал всех мичманов по фамилии не столько как специалистов группы, а как участников строительства дома МТУ. Жить народу было негде, вот и организовали строительство хозспособом. Мысль Бродского переключилась на строительство.
— Товарищ Рыбаков, не кажется ли вам, что в цеху тесновато, надо расширяться. Ждать, когда завершат строительство нового цеха — задохнемся. Подумайте о расширении цеха и доложите через недельку. Ну, так как у нас с причинами потопления, товарищ Овчинников? — Используя паузу в опросе, народ наподсказывал Овчинникову кучу возможных причин, и он начал не торопясь.
— Во-первых, товарищ начальник, 2РПЗО ненадежно.
2РПЗО — это практическое зарядное отделение двойного раздвижения телескопического типа, в конце дистанции должно обеспечивать положительную плавучесть торпеды. Чуть стравится воздух — и сложится оно, никакие замки не удержат эту хлипкую конструкцию на волнении.
— Ну так, — согласился Бродский, — это уже кое-что. Кстати, а как бы нам отказаться от 2РПЗО? Перейти на обычное безбалластное?
— Торпеда тяжелая, не обеспечит плавучесть, — встрял Петр Рыбаков.
— Торпеда действительно тяжелая, а может нам ее облегчить? Сколько лишних узлов на ней наворочено. Вот скажем, торпеда имеет два режима, как и воздушная парогазовая. А зачем? Мы боремся за увеличение дистанции залпа и зачем нам короткобойный режим, сколько он «весит» килограммов? Или тьма предохранительных устройств. Оставить только необходимые. Промышленность их накрутила на все случаи жизни. Для мелководных полигонов, может быть, это и имеет значение. У нас таких полигонов нет. Торпеда все равно потонет, остановим мы тепловой процесс или будет прогар. С большой глубины торпеде не всплыть. А лишние килограммы с собой возит. Для надежного потопления? А сколько в этих килограммах ненадежных элементов? Подумайте об этом. Я буду у вас через неделю. Да, еще, чуть не забыл. Вы должны все помнить, что мы занимаемся не критикой, а вырабатываем предложения флота по повышению надежности торпедного оружия. Поручи нам создать новый образец торпеды, мы такого напридумываем… Труд требует уважительного отношения. — Бродский направился к выходу из цеха. Остановился. — И еще. Вот я вижу, что инструмент для приготовления торпед лежит в шкафах в десяти шагах от торпеды. Вы, что же, за каждым ключом топаете туда-сюда? Подумайте, как и где их можно разместить ближе. Тоже, между прочим, сократит время приготовления.
Бродский вышел. Его окружили сопровождающие офицеры. Он обратился к Молчанову: «Для начала не много и не мало. Теперь все будут думать пошустрее. Пусть электрики подключатся. У них вопрос стоит не так остро, зато возможностей поболее. Кстати, я не вижу здесь Ганичева. Вроде был. Ладно. Теперь в кладовую ЗИП».
Но на выходе из спецгруппы его поджидал майор Федор Васильевич Волков, начальник отдела хранения торпед. У него была одна, но практически неразрешимая проблема. Почти каждый день через арсенальные ворота маневровый тепловоз толкал очередной вагон из центра с новыми торпедами. Куда все это размещать? Хранилища забиты. Торпеды приходят в разобранном виде, в ящиках, как было принято сто лет назад. Их кое-как состыковывали, укомплектовывали и загружали в металлические контейнеры конструкции начальника технического отдела капитана-лейтенанта Сережи Зюзина. Контейнеры делал механический цех. Мало и медленно. С другой стороны, хранилища забиты торпедами, которые уже не эксплуатируются на флоте. Отправлять их в центр запрещено, где-то их числят в неприкосновенных запасах. Для чего? Одна надежда на нового начальника МТУ. Хурденко А. А. редко бывал на арсенале, чаще выезжал на соединения. Как московские вожди. Те как приедут — сразу на корабли. Это, конечно, хорошо. Но кто будет решать проблемы на берегу? Федор Васильевич давно поджидал на выходе начальника МТУ. Такие вопросы на ходу не решаются. Но мало ли, повезет? Вот, кажется, выходят. Федор Васильевич представился Бродскому и попросил выслушать его доклад.