Книга Аттила. Бич Божий - Морис Бувье-Ажан

Хотя и довольно рыхлая, но все-таки империя, со своими границами, пусть и не постоянными, но защищенными, с бескрайними пространствами, не исхоженными теми, кто считал себя здесь хозяевами, со своими подданными разного рода и племени, которые не могли отличить белых гуннов от черных, со своими земледельцами, пастухами, кочевниками, воинами, горожанами, ремесленниками, торговцами, мастерами, со своими данниками, мятежниками, федератами, истинными и ложными союзниками, со своей официальной религией и многочисленными местными культами. Сколько было этих вездесущих гуннов? Никто не знал.

Все приводимые цифры чрезмерно преувеличены. Одни говорят о тысячах, другие о миллионах. Но кого называют гуннами? Обитателей предгорий Кавказа и верховьев Дуная? Только западный ареал?..

Все «гуннское сообщество», основанное на принципе расового единства, по крайней мере, единства черных и белых гуннов, достигало, по оценочным данным, от двухсот пятидесяти тысяч до пяти миллионов человек!

Любители завышать число говорят о плотной концентрации гуннов между Азовом и Каспием, внушительной колонии между Дравой и Дунаем и значительном расселении на равнинах Тисы и по всей Венгрии, а также большой части современной Югославии. Приверженцы минимума учитывают кочевников, обосновавшихся на Северном Кавказе, отдельные группы, расселившиеся по долинам Тисы и среднего Дуная, некоторое количество поселенцев в Венгрии и военный лагерь на берегах Дуная к востоку от Вены.

Первые принимают во внимание протяженность границ, которые необходимо было охранять, огромные размеры захваченных земель, интенсивность и объем обмена и потребления продуктов питания и, главным образом, внушительное количество воинских когорт и множество наемников, участвовавших в походах. Минималисты указывают на слабость соседей, наиболее часто беспокоивших восточные владения, отсутствие настоящих сельскохозяйственных поселений и сохранение кочевого скотоводства, редкие места долговременного или постоянного пребывания, преобладание сырья в производстве и организованном обмене, участие в походах гуннов значительного количества варваров — союзников или наемников.

Одним из краеугольных камней расчетов выступают размеры армии гуннов, направленной Роасом в помощь Аэцию для поддержки Иоанна Узурпатора. Известно, что цифры в пятьдесят-шестьдесят тысяч человек более чем спорны, и даже если учесть, что Аттила приложил значительные усилия для сбора войск, маловероятно, чтобы он опасным образом ослабил прочие свои легионы. При этих условиях сторонники большого населения оценивают численность гуннов в 250 000 воинов на западе, 200 000 в различных захваченных землях, 200 000 на востоке; контингент в 650 000 воинов предполагает 1 600 000 человек, «следующих за войсками», что в целом дает 2 250 000 личного состава подвижных частей и гарнизонов и примерно такое же количество, если не больше, земледельцев, пастухов, рыбаков, кузнецов и ремесленников в деревнях и городках. Но, скажут минималисты, из 50 000 корпуса Аэция гуннов было не более 15 000. Остальные воины происходили из других варварских племен и пришли вместе с гуннами. Таким образом, основываясь на этих пятнадцати тысячах, можно допустить 25 000 на западе, максимум 5000 гарнизонных войск по различным укрепленным пунктам, около 12 000 воинов на восточных границах, что в целом дает 42 000 воинов и 100 000 «следующих за войсками» и ополчения. Получаем 142 000 плюс около 38 000 в Паннонии и окрестностях, 25 000 разбросанных по степям кочевников, не более 12 000 осевших на западе и 33 000 расселившихся на восточных землях.

Чрезвычайно трудно разрешить этот бесконечный спор. Вместе с тем предположение о 250 000 населения совершенно нереалистично: в условиях того времени сформировать, помимо других войск, легион в 60 000 человек было бы невозможно. Кроме того, если экспедиционный корпус, приданный Аэцию, включал в свой состав не-гуннов, то последние, вне всякого сомнения, составляли весьма незначительное меньшинство. С другой стороны, даже если кочевники трудно поддаются подсчету, их численность в любом случае не могла ограничиваться несколькими тысячами, а постоянный интерес к восточным рынкам достаточно убедительно доказывает, что там имелась давно сформировавшаяся высокая концентрация населения.

Отбросив в сторону примитивистский подход деления на два, можно допустить, что собственно гуннов, черных и белых, было около полутора миллионов человек: от 200 000 до 250 000 на морском побережье и на Кавказе, с учетом не прекращавшегося и все более интенсивного заселения Каспийского побережья; от 450 000 до 500 000 между Днепром и Волгой и в Заволжье; от 80 000 до 120 000 между Днепром и Вислой, Вислой и придунайскими землями, а также в нескольких анклавах, точное место расположения которых трудно установить; от 100 000 до 120 000 к западу от Дуная и даже Рейна (там осели гунны Октара; наемники-гунны приглашались часто, и скрытое проникновение продолжалось вплоть до открытого вторжения); но на всех этих пространствах имелись области повышенной концентрации населения, которые следует учитывать отдельно: от 160 000 до 200 000 только в Восточной Паннонии и на территории современной Венгрии и по меньшей мере 300 000 в громадном дунайском скоплении, которое современные авторы предпочитают называть «большим лагерем» или «цепочкой лагерей» (но, естественно, при этом не учитывается ранее упоминавшееся гуннское население Паннонии и Венгрии, более оседлое и разнородное).

Следует ли говорить о «гуннском народе» или же о народах, а то и просто племенах? Разница заключается только в выборе названия. Если допустить — что чаще всего и делают — единство происхождения белых и черных гуннов, история сама разделила их на два весьма разных «общества»: оседлое скотоводческое каспийцев и противостоявшее ему грабительское кочевников-дунайцев, живших войной. На востоке хоть и неразвитое, но все-таки сельское хозяйство, вобравшее в себя знания китайцев и хионг-ну: тут рис, там тутовые деревья, шелковичные черви, фруктовые сады, огороженные пастбища, конные заводы, свинарники и псарни, посевы на грядках, хорошо продуманная ирригация, плуги всех типов от примитивной сохи до железного лемеха, и конечно же, огромные стада скота, кочующие или перегоняемые по регулярным маршрутам, морские и речные рыболовецкие промыслы с отлаженными технологиями и великолепными снастями. На западе — полное бескультурье, которое обычно вызывало усмешку у коренных жителей, если только им самим не приходилось за него расплачиваться, подвергаясь систематическому грабежу. Даже оседая где-либо, западные гунны заставляли обрабатывать землю местное население, хотя бывали и исключения — гунны с венгерских и иллирийских равнин. Белые гунны добывали соль и минералы; черные гунны не тратили на это время и отнимали или покупали добытое у белых, но при этом обеспечивали защиту шахт и иногда внедряли то тут, то там собственные технологии обработки металлов, удовлетворявшие их потребности в вооружении и украшениях.

Так все-таки: народ, народы или племена? Сходства и различия экономического характера мы уже рассмотрели. Что же можно выделить или предположить в социальном плане?

С большой долей уверенности можно утверждать, что гуннский народ или народы были разделены на племена, понимая под этим родственные сообщества, которые в свою очередь делились на хорошо различимые группы и имели примитивную организацию, лишенную единообразия. К основным группам относятся урало-каспийская, степная, русско-украинско-польская и западно-дунайская. Однако такое определение довольно условно, поскольку племена и родоплеменные сообщества, в теории образующие эти группы, существенно отличались друг от друга. На восточных рубежах языковые различия и иной образ жизни позволили гуннским племенам избежать поглощения или покорения китайским народом, но китайская культура тем не менее оказала на них свое воздействие, главным образом, в распространении конфуцианства и его разновидностей с культом предков и более выраженным уважением к политической иерархии, нежели к индивидууму. Но идея Бога-создателя так и не прижилась. Китайское влияние слабеет по мере продвижения на запад. Исчезает и культ предков. Ничего не остается, кроме обычных верований кочевников. Наиболее распространенной была приверженность тотемизму и моногамии. На всем протяжении цепи «ограниченных зон проживания» гуннов от Дальнего Востока до Запада культура этого народа испытывала влияние тибетской, туркменской, персидской, астраханской, тюркской и русской цивилизаций. Но в целом складывается впечатление, что быстрота перемещений, несхожесть языков, дикость и врожденное безразличие гуннов к религиозным культам помешали им воспринять внешние влияния. Как уже говорилось, наиболее общей чертой гуннов было неверие в Бога или богов. Отсутствовал даже фетишизм в самых примитивных племенных формах. Гунны не признавали какого-либо гуннского бога и скептически, но все же осторожно, относились к существованию богов у других народов. Они допускали, что среди других народов могут встречаться существа, обладающие сверхъестественными способностями, несущими добро или зло, но не считали их ни богами, ни демонами. Гунны чтили предков, но не верили в продолжение жизни после смерти, допуская только вечный сон в небытии.