Книга Королева-распутница - Виктория Холт

— Но я думала, что ты… как сын твоей матери…

— Во мне соединено много людей, Марго. С королем я — один человек, с твоей матерью — другой, с господином де Гизом — третий. И я готов быть четвертым с тобой, моя добрая жена. Понимаешь, в детстве у меня было восемь кормилиц, я питался молоком восьми разных женщин. В этом теле, которое, увы! — не нравится тебе, находятся восемь разных мужчин. Я сочувствую тебе в том, что я не так высок и красив, как господин де Гиз.

— А я сожалею, что у меня нет голубых глаз и золотистых волос мадам де Сов.

— Верно, у тебя черные волосы, — с насмешливым сожалением сказал он и лукаво добавил: — Однако они не так уж плохи. Но мы отклонились от темы нашей беседы. — Я предпочел бы говорить не о любви, а о дружбе.

— Ты считаешь, что поскольку я не могу любить тебя как мужа, я должна видеть в тебе просто друга?

— Я убежден, что для нас было бы безумием бороться друг с другом. Я — король Наварры; ты — королева. Ты, как хорошая жена, должна блюсти мои интересы; будучи умной супругой, ты будешь делать это, дорогая Марго, поскольку с сегодняшнего дня мои интересы стали твоими.

— Интересы?

— О, послушай! Тебе известно, что мы живем в паутине интриг. Зачем, по-твоему, твои братья и мать вызвали меня сюда?

— Чтобы ты мог жениться на мне.

— А зачем им понадобился этот брак?

— Ты знаешь это… чтобы объединить гугенотов и католиков.

— Это единственная причина?

— Я не знаю другой.

— А если бы знала, поделилась бы ею со мной?

— Это зависит от обстоятельств.

— Да. От того, выгодно ли тебе оказать мне это. Но теперь у нас появились общие интересы, моя королева. Если я потеряю мое королевство, с тобой произойдет то же самое.

— Верно.

— Значит, ты поможешь мне сохранить то, что принадлежит нам обоим?

— Вероятно, да.

— Ты убедишься в том, что я — весьма покладистый супруг. Разумеется, нам необходимо провести эту ночь вместе — этого требует этикет вашего королевского дома. Иначе, несмотря на всю мою терпимость, мне придется покинуть тебя. Но эта ночь будет единственной в нашем браке. Ты меня понимаешь?

— Ты хочешь оказать, что не будешь вмешиваться в мою жизнь, а я не должна вмешиваться в твою? Это звучит разумно.

— Если бы все люди были столь разумны, — со смешком сказал король Наварры, — на свете было бы гораздо больше счастливых браков. Я не стану препятствовать твоей дружбе с господином де Гизом, но ты, восхищаясь его красотой, очаровательными манерами, элегантностью, будешь помнить, что этот джентльмен, являясь другом принцессы Маргариты, может оказаться врагом королевы Наваррской.

— У мадам де Сов прекрасные глаза, — холодным тоном отозвалась Марго, — у нее отличные золотистые волосы; но известно ли тебе, что она — главная и самая искусная шпионка моей матери?

Он взял руку Марго и пожал ее.

— Я вижу, что мы понимаем друг друга, моя дорогая жена.

Свечи оплывали; Марго пробормотала:

— Это — большое утешение.

— Возможны и другие утешения, — отозвался он.

Она помолчала; Генрих склонился над Марго и поцеловал ее.

— Я бы этого не хотела, — сказала она.

— Поверь мне, это всего лишь требование этикета.

Марго засмеялась.

— Несколько свечей уже погасли, — заметила она. — В полумраке ты выглядишь иначе.

— Ты тоже, любовь моя.

Они помолчали, потом Генрих приблизился к девушке.

— Если я соглашусь, то лишь потому, что мы — король и королева и этикет налагает на нас определенные обязательства, — сказала Марго.

— Что касается меня, — отведал Генрих, — то я считаю невежливым, лежа в постели с дамой, сопротивляться… требованиям галантности. Ты меня понимаешь?

Она отодвинулась от него, но он крепко обнял ее.

— Галантность Беарна и французский этикет… вместе они неотразимы, любовь моя, — прошептал Генрих.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В Лувре продолжались балы и маскарады. За его стенами простые люди собирались в группы. Они смотрели на освещенные окна и говорили: «Что это значит? Гугеноты и католики танцуют вместе; они поют; смотрят одни и те же турниры. Они празднуют вместе… Что это значит?»

Стояли жаркие дни; ветер стих. С наступлением темноты на небе появлялись яркие звезды; всю ночь над городом разносились звуки празднества. Люди танцевали на улицах; устав, они ложились на мостовую, поскольку Париж не располагал кровом для всех гостей. Несмотря на всеобщее веселье, каждый человек ощущал фальшь и некоторую нереальность происходящего.

Меньше всех беспокоилась молодая жена. Она танцевала неистово, казалась более очаровательной и соблазнительной, чем обычно; Марго наслаждалась своей ролью, она была слишком поглощена личными делами, чтобы замечать что-либо вокруг себя.

Она была самой очаровательной танцовщицей в балете, придуманном Генрихом де Гизом и его двумя братьями и сестрой для развлечения двора. Они назвали его «Тайной трех Миров»; это была блестящая аллегория, полная иронии и вызова их врагам Генрих Наваррский и другой Генрих, принц Конде, одетые в рыцарские доспехи, входили в рай и обнаруживали там прекрасных нимф — молодую жену Маргариту и Шалотту де Сов. Они танцевали под аплодисменты зрителей; балет этим не закончился — совершенно неожиданно появились король и его брат, герцог Анжуйский, одетые еще роскошнее, чем Наваррец и Конде. Между четырьмя рыцарями завязалась потешная битва Наваррец и Конде поняли, что должны проиграть ее, поскольку никто — даже в спектакле — не может одержать верх над королем Франции. Наваррец и Конде потеряли женщин; придворные в костюмах чертей принялись насмехаться над Генрихом Наваррским и Конде; занавес разошелся, за ним колыхал большой костер. Все поняли, что лидеры гугенотов изгнаны в ад.

Католики хлопали неистово; король и герцог Анжуйский танцевали с дамами, в то время как «черти» неистово плясали вокруг растерянных Генриха Наваррского и Конде, подталкивая их к пламени.

Смущенные гугеноты наблюдали за сценой молча. Только король Наварры явно получал удовольствие, распутничая в аду и пытаясь снова пробиться в рай. Ему почти удалось отбить мадам де Сов у герцога Анжуйского и утащить ее с собой в ад.

Позже, танцуя с Генрихом де Гизом, Марго сказала ему:

— Ты портишь праздник таким маскарадом.

— Нет, — ответил Гиз, — все получили удовольствие.

— Католики смеялись, но гугеноты были смущены.

— Тогда, возможно, они изменят свое поведение, прежде чем на самом деле попадут в ад.

— Я бы хотела, чтобы ты умерил свой фанатизм. Фанатизм — это глупость, безумие.