Книга Сильвандир - Александр Дюма

Сей «триумфеминавират» принял такое решение: как только шевалье возвратится в Ангилем, ему тотчас же придется вновь отправиться в путь, ибо его надумали определить в коллеж иезуитов в Амбуазе, где ему предстояло посещать класс философии; именно после того как это решение было принято, баронесса и поехала в монастырь, чтобы поскорее привести оттуда сына, а барон между тем, как она уже сообщила его Роже, готовился сам сопровождать его в главный город провинции из боязни, как бы шевалье по дороге не выкинул какую-нибудь новую штуку и не удрал от своего наставника.

Баронесса и Роже возвратились в Ангилем на второй день после того, как они покинули Шинон; шевалье обнаружил, что все уже готово к отъезду и через сутки ему надо будет тронуться в путь. Нечего и говорить, что бедняге даже в голову не приходило воспротивиться воле родителей. Ведь если, думая о своей любви к Констанс, он уже ощущал себя юношей, то, думая об отце с матерью, сразу же понимал, что, в сущности, он еще ребенок.

Новое путешествие протекало очень грустно: Роже было не по себе в обществе аббата Дюбюкуа, к которому он не испытывал настоящей привязанности, и отца, чей суровый вид не располагал к сердечным излияниям. К тому же мысль, что сам он, дитя лесов, равнин и вольных просторов, должен будет целый год провести в своего рода темнице, что вокруг него постоянно будут множество людей, одетых во все черное, и они станут подчинять его жизнь уставу своего ордена, — мысль эта, говорю я, нависала над ним как непомерно суровая кара за совершенное прегрешение. Кроме того, год в разлуке с Констанс казался юноше целым веком.

Правда, время от времени некий план, точно молния, озарял ум шевалье; вначале план этот даже испугал его, но постепенно он привык к нему и все упорнее о нем думал: Роже решил прибавить к небольшой сумме, полученной от баронессы перед отъездом из дому, и к той сумме, какую ему, надо думать, вручит при прощании отец, все деньги, которые удастся скопить в коллеже; а потом, когда у него наберется двести или триста ливров, что в глазах юноши было уже целым состоянием, он сможет удрать из Амбуаза, приехать в Шинон, перебраться через монастырскую стену, похитить Констанс, бежать с нею вдвоем и затем обвенчаться у первого же священника.

В числе двадцати пяти или тридцати томов, составлявших библиотеку Роже в Ангилеме, был роман под названием «Астрея»; сей роман доставил много удовольствия баронессе в ее юные годы, в нем действовало немало королей, похищавших пастушек, и королев, выходивших замуж за пастушков. И Роже полагал, что, как ни велико неравенство состояний, разделявшее его и Констанс, оно не идет ни в какое сравнение с сословным неравенством, разделявшим могущественного короля и бедную пастушку или величественную королеву и скромного пастушка. К тому же в определенном возрасте люди верят, будто в жизни все улаживается столь же легко, как в романе, а Роже был именно в таком возрасте; одного только он не знал: если в его возрасте уже можно похитить девушку, то обвенчаться с нею еще нельзя.

Просто непостижимо, что в самых крайних обстоятельствах, в ту самую минуту, когда человек впадает в глубокое отчаяние, повторяю, просто непостижимо, как внезапное решение, которое не выдерживает критики с точки зрения здравого смысла, но зато сулит хотя бы один шанс на успех, возвращает спокойствие уму и умиротворяет душу. Роже прекрасно понимал, что если даже все и сложится для него как нельзя лучше, в чем он отнюдь не был уверен, если даже обстоятельства помогут осуществлению его плана, то произойти это может лишь в отдаленном будущем. Но он верил, что, как бы далека ни была такая минута, пусть даже до нее пройдут, нанизываясь друг на дружку не только дни, но и месяцы, она все же непременно наступит. Покажите заплутавшемуся в ночи и блуждающему по лесу путнику, у которого от усталости подкашиваются ноги и который готов повалиться на землю от изнеможения, — покажите ему на горящий вдали огонек, и, хотя до заветного места надо пройти еще два или три льё, сбившийся с пути бедняга воспрянет духом и зашагает вперед таким же бодрым шагом, каким он шел утром, только еще отправляясь в дорогу.

Так что, когда шевалье прибыл в Амбуаз, он уже немного приободрился; вот почему он переступил порог коллежа, внешне смирившись гораздо более, нежели того ожидал его отец. Подобная покорность растрогала достойного дворянина, надо сказать, нежно любившего своего единственного сына и наследника. А потому его родительское сердце смягчилось, и следствием такой взволнованности была сумма в семьдесят два ливра, иначе говоря, в три луидора, которую барон при расставании вложил в руку юноши.

Три луидора вместе с двумя другими, которые баронесса вручила сыну перед его отъездом из дому, составили в итоге пять луидоров, или сто двадцать ливров, что уже могло послужить недурным началом для будущих сбережений шевалье.

Роже понял: для того чтобы ни у кого не оставалось никаких подозрений на его счет, ему следует с образцовым прилежанием приняться за работу. Как известно, занятия у иезуитов были поставлены превосходно, и, хотя аббат Дюбюкуа как наставник стоял на голову выше большинства наставников, почтенные отцы иезуиты, подвергнув шевалье экзамену, решили, что ему необходимо вторично пройти курс в классе риторики. Правда, обстоятельство это удлиняло срок пребывания в коллеже с одного года до двух, но Роже принял известие с таким спокойствием, какого аббат от него не ожидал. Тем не менее аббата Дюбюкуа провести было не так легко, как барона, ибо он постоянно подозревал, что, прикрываясь наружной покорностью, его воспитанник, возможно, затевает какую-нибудь новую проделку, а потому он решил не спускать глаз со своего ученика.

Однако, несмотря на всю свою бдительность и прозорливость, достойный воспитатель был обманут. Шевалье принадлежал к тем даровитым натурам, в которые достаточно заронить семя слова, чтобы оно тут же дало всходы. У Роже не было иного способа отвлечься от любви, помимо усердных занятий, — к тому же под предлогом занятий он часто запирался у себя, чтобы мысленно беседовать с Констанс, — и он делал быстрые успехи. Чувствительные души легко поддаются увлечению. Наш школяр не на шутку увлекся творениями греческой и римской поэзии, тем более что в буколиках Вергилия и в идиллиях Феокрита постоянно встречаются диалоги между пастушком и пастушкой, они напоминали шевалье о том положении, в каком находился он сам. Разумеется, то было слабое утешение, но и это слабое утешение все же помогало влюбленному юноше терпеливо ждать.

Роже прежде всего позаботился разузнать, нет ли среди школяров, обучавшихся вместе с ним в коллеже, таких, что были родом из Шинона. Счастливый случай пришел ему на помощь: три его товарища оказались уроженцами этого города, а их родные до сих пор жили там. Новичок подружился с ними и с хорошо понятной радостью узнал, что сестра одного из учеников, некоего Анри де Нарсе, воспитывается в монастыре августинок. А так как она пробыла в монастыре уже три года, то, по всей вероятности, принадлежала к числу подруг мадемуазель де Безри или, по крайней мере, знала ее. Это обстоятельство позволяло вступить в переписку с Констанс.

Подошло время вакаций. Роже приехал в коллеж в июне, а вакации начинались уже в конце августа; вскоре опасения, не раз посещавшие юношу, подтвердились. В день Успения Богородицы он получил от барона д'Ангилема письмо; в нем сей достойный дворянин, опираясь на всю силу логики, стремился убедить своего сына, что гораздо лучше употребить шесть недель каникул на занятия и таким образом возместить потерянное время, нежели провести каникулы в Ангилеме. Но истинная причина этого решения была совсем иная: барон и баронесса решили отказаться от удовольствия видеть сына из страха, как бы близость замка де Безри снова не разожгла в сердце шевалье любовь, которая, как они полагали, постепенно угасала, ибо Роже совсем не упоминал о ней в своих письмах. А для того чтобы несколько смягчить горечь, которую такое решение могло вызвать у бедного юноши, аббату Дюбюкуа поручили совершить со своим учеником несколько экскурсий по окрестностям Тура; кроме того, поскольку родители не подозревали, с какой бережливостью шевалье распоряжается своим маленьким состоянием, аббата попросили вручить воспитаннику из находившихся в его распоряжении средств два луидора от имени барона и один луидор от имени баронессы. За последние три месяца Роже потратил всего двадцать четыре ливра, и потому с получением этих денег у него оказалось теперь семь луидоров.