Книга У нас всегда будет Париж - Рэй Брэдбери

– Да ты никак выдохлась?

– Нет-нет-нет, – поспешно затараторила она. – А ты?

– Нет-нет! – быстро ответил он.

Опустившись в кресла, они наслаждались уютным домашним полумраком и холодком после яркого, теплого, слепящего дня.

– Пожалуй, ослаблю немного шнурки, – выговорил он. – Только узелки развяжу.

– Мне тоже не помешает.

Оба развязали узелки и ослабили шнуровку.

– А что это мы в шляпах сидим!

Не вставая, они сняли шляпы.

Глядя на нее, он думал: «Сорок пять лет. Сорок пять лет я на ней женат. А ведь до сих пор помню, как… и поездку в Миллс-Вэлли тоже помню… а вот еще был случай… сорок лет назад отправились мы… да… да. – Он покачал головой. – Много воды утекло».

– Не хочешь галстук снять? – предложила она.

– По-твоему, имеет смысл? Нам скоро выходить, – сказал он.

– Да ты на минутку.

Она смотрела, как он снимает галстук, а сама думала: «Живем душа в душу. Заботимся друг о друге. Когда я слегла, он меня с ложечки кормил, купал, одевал, все по дому делал… Вот уж сорок пять лет пролетело, а медовый месяц в Миллс-Вэлли словно на той неделе был».

– Сними ты эти клипсы, – посоветовал он. – Новые, как я понимаю? На вид тяжеловаты.

– Да, есть немного. – Она отложила клипсы в сторону.

Они устроились в привычных мягких креслах возле обтянутых плотным зеленым сукном тумбочек, где громоздились упаковки пилюль и таблеток, пузырьки с арникой, всевозможные сыворотки, микстуры от кашля, ватные шарики, лубки, растирания для ног, бальзамы, лосьоны, масла, ингаляторы, аспирин, хинин, порошки, колоды засаленных игральных карт, выдержавших миллионы партий в очко, и еще книги, которые они вполголоса читали друг другу в тесной полутемной комнате при слабом свете одной-единственной лампочки, и голоса их трепетали, словно блеклые ночные мотыльки.

– Вообще говоря, туфли можно скинуть, – решил он. – Ровно на сто двадцать секунд, до выхода из дому.

– Это правильно, ноги должны дышать.

Они сбросили обувь.

– Элма…

– Что? – Она подняла глаза.

– Нет, ничего, – пробормотал он.

На камине громко тикали часы. Оба заметили, что каждый украдкой косится в ту сторону. Стрелки показывали два. До восьми вечера оставалось всего шесть часов.

– Джон…

– Да?

– Ладно, неважно, – сказала она.

Посидели еще немного.

– А где наши тапочки? – вспомнил он.

– Сейчас принесу.

Она сходила за тапочками.

Сунув ноги в приятно-прохладный войлок, оба выдохнули.

– Уф!

– А что это ты до сих пор в пиджаке и жилете?

– И в самом деле. Новая одежда – как латы.

Он выбрался из пиджака, а через пару минут освободился и от жилетки.

Кресла слегка поскрипывали.

Через некоторое время она сказала:

– Надо же, четыре часа.

– Время-то как пролетело. Не поздновато ли выходить?

– Совсем поздно. Давай-ка лучше отдохнем. А к вечеру вызовем такси и съездим куда-нибудь поужинать.

– Элма… – Он облизал губы.

– Что?

– Забыл. – Его глаза обшарили стенку. – Надену, пожалуй, махровый халат, – решил он минут через пять. – Я мигом соберусь, когда нужно будет выходить. Закажем на ужин мясное филе, самую большую порцию.

– Правильно мыслишь, – согласилась она. – Джон?

– Ну, говори. Что ты хочешь сказать?

Она взглянула на новые туфли, брошенные на пол. Ей вспомнились легкое поглаживание по щиколотке, ласковое прикосновение к каждому пальчику.

– Нет, ничего.

Слух каждого ловил сердцебиение другого. Кутаясь в махровые халаты, они тихо вздыхали.

– Что-то я подустала. Самую малость, понимаешь, – сказала она, – совсем чуть-чуть.

– Ничего удивительного. День-то какой выдался.

– Не бегать же нам сломя голову, правильно?

– Конечно, надо себя поберечь. Годы-то уже не те.

– Вот-вот.

– Я и сам немного утомился, – бросил он как бы невзначай.

– А что, если… – она посмотрела на каминные часы, – что, если мы вечерком перекусим дома, чем бог послал? В ресторан ведь можно и завтра.

– Дельное предложение, – сказал он. – Тем более что я не так уж голоден.

– Как ни странно, я тоже.

– Но в кино-то сходим?

– А как же!

В потемках они, как мыши, подкрепились сыром и залежалыми крекерами.

Семь часов.

– Знаешь, – произнес он, – меня как будто подташнивает.

– Да что ты?

– И спина разболелась.

– Давай помассирую.

– Спасибо, Элма. Золотые у тебя руки. Любому массажисту сто очков вперед дашь: не слишком сильно, не слишком слабо, а именно так, как нужно.

– Ступни прямо горят, – пожаловалась она. – Боюсь, не дойду я сегодня до кинотеатра.

– Ничего, в другой раз, – сказал он.

– Я вот что думаю: сыр-то у нас не испортился? Изжога разыгралась.

– Ага, ты тоже заметила?

Каждый покосился на тумбочку с лекарствами.

Семь тридцать. Семь сорок пять.

– Почти восемь.

– Джон!

– Элма!

Они заговорили одновременно.

И от неожиданности рассмеялись.

– Ну, что ты хотел?

– Нет, давай ты.

– Нет, ты первый.

Оба помолчали, слушая тиканье часов и глядя на стрелки; сердцебиение участилось. Лица побледнели.

– Плесну-ка себе мятного сиропа, – сказал мистер Александер. – От желудка помогает.

– А потом ложечку мне передай.

В потемках они причмокивали губами, довольствуясь тусклым светом единственной лампочки.

Тик-так, тик-так, тик-так.

На дорожке перед домом послышались шаги. Кто-то поднялся на крыльцо. Зазвонил звонок.

Они оба замерли.

В дверь снова позвонили.

Хозяева затаились в тишине.

Звонок принимался дребезжать шесть раз.

– Не будем открывать, – дружно решили муж с женой и, вздрогнув от очередного звонка, охнули.

Они смотрели друг на друга в упор и не двигались.