Книга Эмигрантская жизнь - Виктория Фельдман

Здесь принимали только немцев-переселенцев или беженцев из Пакистана, Ирака, Сирии, Палестины. Но еврейских эмигрантов – никогда. И тут к ним приехал один интеллигент, вызвавший у местного начальства полное недоумение. Они совершенно не знали, что с ним делать.

– Вообще все вновь приехавшие должны учить язык, потом искать квартиру, – сказал руководитель лагеря при встрече.

– Я не хочу, у вас здесь нет удобств. Я не могу жить в таких условиях, – отвечал Леша.

– Странно, это для меня впервые, – удивился руководитель, – ну поступайте как хотите.

– Ну и пожалуйста, я уезжаю! У меня друзья в Кёльне. Я все сам решу.

И он поехал к друзьям. А те уже жили в Германии более десяти лет и совершенно забыли, как это было.

– Послушай, Леша, пойдем в синагогу. Там есть социальный работник, он знает, куда тебе идти, – сказал друг Петя.

И они пошли. Социальный работник был строг и важен. Он предложил друзьям сесть и попросил у Леши паспорт.

Когда он заглянул на ту страницу, где должна быть виза, то сказал:

– Считайте, что я вас не видел. Поезжайте немедленно обратно. Ваша виза закончилась два дня назад. До свидания!

Лицо соцработника выражало сильное волнение. Глаза его просто вылезали из орбит.

На лицах друзей, вышедших на улицу, можно было прочесть полное недоумение.

Пришлось нашему герою возвращаться в нелюбимый лагерь. А что дальше. Он совершенно не ожидал такого приема.

В лагере на него посмотрели как на нарушителя немецкого «орднунга» и попросили прийти недели через две. Им займутся, когда будет время. Но он не привык так жить, его бурная натура очень возмущалась.

Он начал бегать по лагерю, искать хоть кого-нибудь, кто смог бы ускорить процесс оформления его документов.

Но увы, никто не мог ничего подсказать, и у Леши опустились руки. Самое время было напиться, но он не пил.

Прошел месяц. Он жил вдали от цивилизации, среди иракских беженок. Ему казалось, что он не в Германии, а на Ближнем Востоке.

Но всему на свете приходит конец, и его ожиданию тоже. Он снова воспрянул духом, паспорт был у него в руках. Можно было начинать новую жизнь, но как?

Нужно найти кого-то, кто мог бы ходить с ним и озвучивать все его желания.

Оказывается, что в том городе, куда он попал, он никому не был нужен. Тут он понял, что в этом городе все говорят по-немецки.

А его школьных знаний ни на что не хватало. На все вопросы он отвечал: «я-а, я-а». Многоуважаемые бюрократы думали, что человек со всем согласен. Они не знали, что он совсем ничего не понимает.

Так, перемещаясь от бюрократа к бюрократу, Леша получил дешевую квартиру, правда на чердаке. Из окна спальни ему был виден автобан, по которому сплошным потоком шли автомобили.

А потом появилась масса документов, нужных и не очень. И пришлось учить этот язык. Оказывается, что сумма, выделяемая безработным, совершенно мизерная. Многие расходы, возникающие попутно, превращают всю сумму в воздух. Денег становится все меньше и меньше. Где взять еще пару копеек? Эта задача становится перед каждым из въехавших.

Каждый ищет свой «черный» приработок, но Леша был интеллигентом, он мог продавать свои мысли. Жаль, что его мысли никому не были нужны.

Прошло шесть месяцев. Сидя у окна с видом на автобан, Леша думал о своей покинутой родине, о тех друзьях, которые вполне уверены, что он стал настоящим «бюргером». «Что же им писать? – думал Леша. – Про нищенскую помощь от государства, квартиру с видом на автобан?.. Стыдно».

Алина

Лето, Западная Германия

Вечерело. В немецком дачном кооперативе затихали звуки.

Дневная жара ослабла, пришла вечерняя прохлада. На садовых участках немецкие бюргеры получали удовольствие от приятного вечера. Среди прочих дач находился участок, который считался русским. Он принадлежал русскоязычной жительнице города, переехавшей сюда после воссоединения Германии. Участок, который она занимала, вызывал у немцев много вопросов: почему дом был покрашен в светло-голубой цвет? зачем эта русская белит фруктовые деревья? почему она поставила вокруг участка забор? почему к ней в гости приходит много детей? почему вечерами на столе Таниной веранды стоял и пыхтел большой самовар?

За столом в гостях у Тани действительно часто собиралась русскоязычная диаспора. А в этот вечер у самовара сидела пожилая женщина и медленно, со вкусом пила чай с бутербродами. Гостья у Тани в этот раз была особенная.

Несмотря на ее 75 лет, она была стройная с яркорыжей копной волос. Проживала она в стране более десяти лет, но говорить по-немецки так и не научилась. Угощение, выставленное на столе, и наступившая прохлада располагали ее к дружеской беседе. Через короткое время она начала медленно рассказывать:

– Моя жизнь полна неожиданностей. Всю жизнь я считала себя еврейкой, а то, что моя фамилия Вебер, я узнала только тогда, когда готовила документы на выезд за рубеж. Это, конечно, было для меня большим удивлением.

Танина новая знакомая пила чай и медленно намазывала на бутерброд красную икру.

– Знаешь, – говорила она, – что я родилась в Одессе в 1938 году?

– Я тоже родилась в Одессе, только после войны, – сказала Таня.

– Вспоминая события своей молодости, – продолжала новая знакомая Алина, – я и сама сейчас многому удивляюсь. Моя мать – Двойра Исааковна – родилась до Второй мировой войны, жила в обеспеченной еврейской семье. Это была обычная религиозная еврейская семья, в которой было семеро детей. У меня было три дяди и три тети. Всю жизнь мой дедушка занимался торговлей, именно тем ремеслом, которое было разрешено для евреев, живущих в черте оседлости. Жили не бедно, в доме всегда был достаток. Это удивительно, но после Октябрьской революции все подросшие дети еврейской семьи получили высшее образование в одесских вузах. Моя мать тоже поступила в Одесский пищевой институт, где была примерной студенткой. Она одна из тех, кому после революции открылась широкая дорога в жизнь. Жаль, что это время продлилось не долго.

На одном из праздничных вечеров в своем институте моя мать познакомилась с моим будущим отцом, Петром Вебером. У них завязался бурный роман. Матери тогда было 26 лет, а Петру – 32. Только спустя месяц знакомства она узнала, что он из немецкой семьи.

Петр родился в большой обрусевшей немецкой семье, живущей в маленьком городке Зельце (сейчас Раздельная), недалеко от Одессы. К тому времени уже 200 лет в России жили немцы, приехавших туда по указу Екатерины Великой. Их предки, выходцы из немецкого Эльзаса, были рады, что на новой земле они жили спокойно и сытно. Но все это было только до 1937 года.

Петр до встречи с моей мамой уже однажды был женат. Его мать выбрала сыну невесту из немцев-соседей. Считалось, что в семье должна была сохраниться католическая вера. В первом браке отца родились двое детей Вальтер и Элеонора. Время шло, дети росли, а лада в семье нет. Без любви жизнь в их семье не сложилась. Долго раздумывая, Петр ушел, потом официально развелся, несмотря на возражения родителей. В этот период он поступил в институт и почти год жил один, тогда-то он и познакомился с моей мамой (начало 1937 года), а через три месяца, никому не сказав ни слова, они расписались. Представь себе, что мамины родители от всего этого тоже не были в восторге. В доме такое началось!!! Но сложно бороться со взрослыми детьми, которые в период постройки коммунизма отходят от еврейской веры.