Книга Анклавы в аду. Встречный прорыв - Артем Рыбаков

— Ну это рассказ не на пять минут, Сергей Сергеевич. Неужели никто из ваших сюда не рейдовал?

— А на хрена? Добычи путной и рядом немало было, а за полторы тыщи верст переться, чтобы дозу схватить, а потом назад добычу через бандитские края волочь — кому это надо? — Это у вас Москва под боком была. Хотя, думаю, вы туда не часто ездили.

«Это ты так, полковник, сейчас говоришь, потому как вам вряд ли знакомо то, что мы тут пережили! — зло подумал я, при этом внешне невозмутимо отхлебнув морсу. — А когда за те места, где товар лежит и при этом не фонит или фонит несильно, резня идет такая, что асфальт от крови красный, тогда хочешь не хочешь в Столицу поедешь. Иной раз лучше с дозиметром по „горячей“ зоне поползать, чем с отморозками рубиться».

— Думаете или знаете? Ни за что не поверю, что у вас в загашнике пары тысяч фотографий Москвы после удара нет. Положа руку на сердце, полковник, признайтесь!

— Фотографии, Васильич, это не то. Вот, к примеру, есть у нас несколько фотографий, где вы с отцом сняты. Все честь по чести — ОЗК,[34]противогаз… Ну и как, скажи на милость, можно утверждать, что это вы?

— Не мои проблемы, если честно, Сергеич. Если вам кто-то втюхал фотки на тему «Бес и Заноза выносят сокровища Алмазного фонда», а вы не озаботились атрибуцией, то кто вам злобный буратино?

— Да ладно тебе, Илья, — миролюбиво и совершенно спокойно ответил полковник. — Фотки те из альбома Саши ЧеГевары были. Помнишь такого?

Ну еще бы я его не помнил. Александр начинал вместе с отцом и Андреичем, да вот потом его немного не в ту степь понесло. Заговорил про засилие милитаризма в нашей жизни. Что, дескать, война закончилась и пора, мол, людям гражданское общество строить. Я и сам эти разговоры слышал, да по малолетству не понимал тогда, о чем «дядя» Саша речь ведет. Потом, когда я уже со Скандинавской войны вернулся, узнал, что ЧеГевара сколотил ватажку из наиболее резких и, чего уж там душой кривить, жадных Следопытов и подался на Юг. Помню, отец в сердцах сказал: «Ну да, это ж надо такое придумать „Надоело мне выживать, хочу жить“». А потом выяснилось, что перед уходом беглецы основательно почистили наши запасы медикаментов и прочих ценностей, так что пришлось в экстренном порядке в Столицу рейды организовывать. А ведь к тому моменту там уже мало чего осталось.

— Да, этого гада я неплохо помню. Как он, у вас хорошо устроился?

— Честно? Не очень. У нас-то атрибуты власти повесомее. Даже правоохранительные органы есть.

— То есть и на «сладком» Юге у него не срослось?

— Не срослось, — подтвердил Удовиченко. — Знаю только, куда-то на Волгу он подался. В Приграничье.

— А альбомчик его к вам как попал?

— А он его сам принес. Услуга за услугу, так сказать.

— А, решил себе местечко в жизни расчистить, про нас байки рассказывая, — догадался я.

— Точно. Ну и наша служба на заметку вас взяла.

— «Матерьяльчик в папочку»?

— Можно и так сказать. Можно подумать, что у вас по-другому?

— Да нет, все как везде. А с чего вы разговор про славу и известность завели?

— Видишь ли, Илья, ситуация в мире так сложилась, что большинство государств, я предпочитаю это слово, если не возражаешь, уже устаканились в своих границах, и прямая агрессия — вещь если и не маловероятная, то гораздо более редкая, чем десять или даже пять лет назад. Согласен?

— Спорить с очевидными вещами я не собираюсь, Сергей Сергеевич.

— Вот, и в силу этого на первое место выходят альянсы, договоренности и… — тут он сделал многозначительную паузу, — и то, что до войны называли заграничным словом пиар.[35]Отсюда наш интерес к вашей игре на этом поле. Некоторые операции — просто шедевры военно-полевого пиара.

— Например?

— Ну, про Алмазный фонд я уже упоминал, про тебя и твоего батю рассказал… — начал перечислять полковник. — Пионеры — тоже неплохая идея.

— Это не мы, они действительно существуют.

— Огромная республика, способная выставить несколько сотен тысяч бойцов? — южанин выглядел удивленным.

— Не совсем так. Такая толпа — это, конечно, не постоянный состав. Но, если что, они все на войну выходят. С десяти лет. С четырнадцати — уже в постоянной боеготовности.

— Ого! Круто у них там, прям как в Мозамбике каком-нибудь.

— Где? — не понял я.

— В Африке. Ты не переживай, Василич, это давно, до войны, было, ты вряд ли помнишь.

— А что там в этой Мозамбике было? — историей я всегда интересовался, тем более военной, так почему бы и не узнать что-то новое, пусть даже и в бане.

— Не в «этой», а в «этом», — поправил меня Удовиченко. — Да и страну я для примера привел… Если коротко, то во время своих тамошних разборок негры активно детей использовали — похитят у родителей, напоят, а то и кокаином угостят, а потом мозги мальчишкам полоскать начинали, да так, что после пары месяцев такой накачки малышня эта города брала, грудью идя на пулеметы. Правда, потом и резню такую устраивали — мама, держись! Тормозов-то нет и нравственных императивов[36]— тоже.

Услышав последнюю фразу, я поперхнулся морсом. Я-то подобные определения из лекции Ветлугина, нашего «профессора» помню. Но Геннадий Алексеевич преподаватель, как говорится, от Бога, к тому же психолог по профессии, а вот откуда подобные конструкции в голове и на языке у простого военного? Очевидно, мое удивление все-таки было слишком заметно, поскольку полковник, хмыкнув, пояснил: