Книга Печать султана - Дженни Уайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня зовут Камиль. Рад познакомиться, — вежливо говорит паша и протягивает руку.
Берни быстро хватает ее и крепко жмет.
— Совсем забыл. Сибил говорила мне, что вы изучали язык в старой доброй Англии.
— В университете Кембридж. Учился там в течение года. А раньше осваивал английский здесь, в Стамбуле, с репетиторами. Почему у Сибил-ханум американский кузен?
— Сибил-ханум? Звучит неплохо, — хихикает Берни. — Видите ли, ее дядя, то есть мой отец, был младшим в семье. Вы знаете, что это значит. Все хозяйство по наследству переходит к старшему сыну. Только в нашем случае речь шла о поместье. Так вот, отец поступил так, как поступают младшие братья с незапамятных времен, — покинул королевство в поисках удачи. Нашел ее на железной дороге, однако дети приобрели ужасный акцент. — Он наклоняется и сдавленно смеется собственной остроте.
Камиль не сдерживается и смеется вместе с ним.
— Вы приехали сюда погостить?
— Собственно говоря, я буду в течение года читать лекции в Роберт-колледже.
— Ах, так вы преподаватель. — Невероятно, думает Камиль, как может учить людей такой эксцентричный человек. Ему просто не приходилось раньше встречаться с американцами.
— Берни Уилкот, странствующий ученый. — Он низко кланяется и прикасается рукой ко лбу и груди, пародируя оттоманское приветствие.
Камиль недоверчиво спрашивает:
— Каков круг ваших интересов?
— Интересуюсь политикой. Специализируюсь по Восточной Азии. Китай. Однако питаю слабость к Османской империи и хочу узнать о ней как можно больше. — Он берет Камиля под руку и ведет его в сад. — Возможно, вы согласитесь стать моим гидом.
Камиль чувствует себя легко в компании нового знакомого. До него доходит, что тот вовсе не эксцентрик, а человек, чуждый всяким условностям, которые обычно покрывают людей, словно лак. Многие добровольно натягивают на себя панцирь формальных манер. Вращаясь в обществе, люди трутся и бьются друг о друга своими черепашьими щитками, как жуки во время любовных игр. В отличие от них Берни совершенно открыт для общения. Они садятся на скамью подальше от толпы и продолжают разговор. Камиль очень рад тому, что встретил умного и наблюдательного собеседника. Красные огоньки их сигарет то вспыхивают, то гаснут в темноте.
Позднее Берни приводит в сад Сибил. Она с трудом дышит и, видимо, очень устала. Однако глаза сверкают. Ко лбу прилипла прядь волос.
Камиль опускает взгляд и кланяется:
— Мадам Сибил.
Невежливо смотреть женщине прямо в глаза. Однако улыбку он сдержать не в силах.
— Очень рада, что вы пришли.
Вскоре Берни под каким-то предлогом покидает их и исчезает в здании посольства. Сибил и Камиль сидят на скамейке в тени деревьев перед садом. Камиля смущает вид открытой шеи и полной груди девушки, одетой в модное декольтированное платье. Он чувствует жар ее тела, хотя они и сидят на приличном расстоянии друг от друга. Ему и приятно, и как-то не по себе. Судья старается смотреть на цветущий поблизости олеандр. Согласно Корану, это дерево произрастает даже в аду.
— Ваш кузен интересный человек.
— Он был таким даже в детстве. Мне он всегда казался неугомонным.
— Мне кажется, он очень непосредственный. Остальные члены вашей семьи похожи на него?
— Нет. Он один в своем роде. Но у меня есть любимая сестра, Мейтлин. Она неугомонна по-другому — никогда не отступает от задуманного и всегда добивается того, во что искренне верит. Ее жизнь полна приключений.
Сибил рассказывает Камилю о путешествиях Мейтлин и о долгой, но полностью безуспешной борьбе за право стать врачом.
— В данный момент она добровольно приступила к работе в больнице для бедных. Администрация не прочь воспользоваться медицинскими знаниями сестры, не предоставляя ей при этом никакого официального статуса. Она не обращает на это внимания, а вот меня задевает такое положение дел. — В голосе Сибил появляются печальные нотки. — Мейтлин постоянно движется вперед и никогда не отступает.
— Не сочтите за дерзость, госпожа. Но ведь вы тоже любите приключения. — Он делает жест рукой в сторону древнего города, мирно спящего за стеной сада.
Сибил не сразу отвечает на вопрос. Она почему-то чувствует себя легко и беззаботно с этим человеком. С ним она невинна, как ребенок. Хочется исповедаться ему и поделиться секретами.
— Да, да. Разумеется, я хотела бы побродить по Стамбулу. Только он пока еще далек от меня и остается за стеной сада.
Судья с интересом смотрит на девушку. Ему известно, что она иногда выезжает в город в сопровождении одного кучера. Полиции известны маршруты передвижения всех иностранцев, живущих в посольствах.
— Разве вы никогда не покидаете стены посольства? — спрашивает он.
— Конечно, покидаю. Я веду активный образ жизни. Наношу визиты. У папы очень насыщенный рабочий день, и я стараюсь помогать ему. — Похоже, она защищается.
— Вы живете вдалеке от семьи, — мягко предполагает он. — Это нелегко.
Сибил нервно моргает:
— Да, я очень скучаю по сестре. Никогда еще не видела своих племянников. Остальные близкие родственники, тетя и дядя, живут в Америке. Моя мать, видите ли, скончалась. — Она умолкает, пытаясь держать голову так, чтобы слеза, навернувшаяся в уголке глаза, не упала предательски на щеку.
— Мир вам, — говорит он тихо по-турецки.
Луч света из шумного зала, где вовсю идет вечеринка, падает на ее влажные щеки.
— Спасибо, тешеккур эдерим, — отвечает она, с трудом подбирая турецкие слова.
Не желая заострять внимание на ее горе, Камиль ждет, когда Сибил возобновит беседу.
Испугавшись собственной слабости, девушка выпрямляется и продолжает уже по-английски:
— Несчастье случилось пять лет назад. Отец хранит память о маме, оставаясь здесь, где все и произошло.
— Что может быть драгоценней памяти о матери.
— Мне кажется, ему легче переносить отсутствие любимой жены, сохраняя прежний ритм жизни. Он продолжает заниматься повседневной работой и наносит официальные визиты. По-моему, рутина успокаивает его, помогает забыть боль. Кроме того, здесь он был счастлив, — объясняет она.
— Вы преданы отцу. Наше общество ценит детей, которые заботятся о своих родителях.
— Управлять домом совсем не легко, поэтому отец не очень утруждает меня другими обязанностями.
— Помощь отцу доставляет вам радость? — рискует предположить судья.
— Разумеется! — Она поворачивается к нему и видит перед собой мягкие зеленые глаза, в которых читается сочувствие.
Сибил садится так, чтобы свет не падал ей на лицо. Проходит несколько минут, прежде чем она вновь начинает говорить.