Книга Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым - Уильям Дерезевиц

Я мечтал, как однажды, став преподавателем, начну оказывать такое же влияние на студентов. Начиная с третьего года обучения в аспирантуре, мы вели английский язык у трех потоков первокурсников. Испытание не из легких, но я всегда хотел быть учителем и теперь, вдохновленный примером моего профессора, жаждал войти в аудиторию. Однако после первой же попытки я сдулся, словно проколотый воздушный шарик. Было совершенно очевидно, что я делаю что-то не так, но что именно – неизвестно. Готовясь к очередному занятию, я тщательно продумывал цепочку вопросов, которая должна была подвести студентов к определенным выводам, но они почему-то отвечали не так, как я планировал, и весь семинар превращался в игру в загадки.

Вместо того чтобы чутко внимать каждому моему слову, подростки складывали руки на груди, усаживались поудобнее и сверлили меня скептическими взглядами. Атмосфера в аудитории накалялась донельзя, время застывало подобно желе. Уже через десять минут после начала занятия я мысленно отделялся от тела и, взмыв под потолок, в течение часа как бы со стороны наблюдал за собственной агонией. Это напоминало ночной кошмар, когда ты стоишь на сцене и не можешь вспомнить ни слова из подготовленной речи. Со звонком я, умирая от стыда, вылетал вон из аудитории, словно беглый преступник, либо вещал ученикам что-то вслед, надеясь исправить ситуацию в последний момент. Естественно, они удирали со всех ног.

Что касается их сочинений – предполагалось, что я должен помочь студентам набить руку, – то они сдавали два эссе в неделю, и я часами разрисовывал их красной ручкой, подобно ангелу возмездия истребляя неуклюжие причастия и лишние запятые. «Не важно, что во время семинаров дела у нас обстоят из рук вон плохо, – рассуждал я. – Моя правка им обязательно поможет». А затем ученики сдавали мне следующие работы, и я обнаруживал все те же ошибки на прежних местах. Я был готов рвать на себе волосы. Мы же это проходили! Почему они не стараются? Неужели они не видят, как много я для них делаю? Я пытался обвинять во всем студентов, но в душе понимал, что не стал для них тем учителем, каким мечтал быть, и уж точно был далек от того идеала, каким был для меня мой профессор. Я начал подумывать, что вся эта затея с научно-преподавательской деятельностью – громадная ошибка.

Учитывая обстоятельства, я был только рад, что могу заняться чем-то помимо преподавания. Стоит ли говорить, что первую главу своей диссертации я посвятил Джейн Остин. Для начала я заново перечитал все ее произведения, на сей раз в хронологическом порядке. Это значит, что начал я с легкого и короткого романа «Нортенгерское аббатство»; по-юношески живой и очаровательный, он пленил меня еще в первый раз, но тогда я многое упустил из виду.

Кэтрин Морланд всего семнадцать лет, она одна из самых юных и самых наивных героинь Остин. Наверное, автор списывала эту девушку с себя, используя при этом все оттенки иронии. Если прообразом Элизабет Беннет стала Джейн в юности, то Кэтрин походила на нее же в подростковом возрасте. У обеих – Джейн и Кэтрин – отец был священником в тихой деревушке. Обе происходили из большой семьи: у Остинов было девять детей, у Морландов – десять; обе взрослели в окружении старших братьев. Десятилетняя Кэтрин росла сорванцом: «Она была шумной и озорной девочкой, терпеть не могла чистоту и порядок и больше всего на свете любила скатываться по зеленому склону холма позади дома»[18]. Такой же склон был рядом с домом Остин.

В четырнадцать Кэтрин предпочитала «бейсбол, крикет» (бейсбол! Как удивительно воображать юную Джейн на позиции шорт-стопа[19]), «верховую езду и прогулки» чтению. По крайней мере, чтению серьезных книг. Кэтрин обожала романы и ненавидела историю – совсем как Остин, которая в этом возрасте сочинила сатирическую «Историю Англии», «написанную предвзятым, предубежденным, невежественным историком».

Однако в пятнадцать лет «впечатление, которое она производила на окружающих, стало понемногу исправляться». Кэтрин научилась завивать волосы, полюбила танцевать, начала читать стихи о любви и наряжаться. Она похорошела и к семнадцати превратилась в привлекательную девушку. Не хватало одного: по соседству не нашлось ни одного юноши, способного пленить ее сердце. Но час пробил, и она отправилась на каникулы в Бат, самый модный курорт в Англии, город театров и балов, магазинов и сплетен, величественных особняков и прекрасных пейзажей, куда приезжали на других посмотреть и себя показать; кстати, это было излюбленное место отдыха семейства Остин. Они останавливались в доме богатого дяди Джейн, который ездил на воды лечить подагру. А Кэтрин гостит у Алленов, самой состоятельной семьи в округе, также приехавшей в Бат поправить здоровье.

В Бате Кэтрин проводила время в компании новых друзей, и те пытались по-своему повлиять на нее и научить жизни. Брат и сестра, Джон и Изабелла Торп, тщеславные и лживые молодые люди, навязывали Кэтрин свои представления о мире. Джон был болтливым и поверхностным юношей, во времена Остин таких называли «пустозвонами»:

– Я вызову на дуэль любого человека, который скажет, что моя лошадь пробегает в упряжке меньше десяти миль в час… вы видели за свою жизнь существо, более приспособленное для быстрого бега?.. Настоящих кровей!.. Взгляните на ее передние ноги. Взгляните на круп. Только посмотрите на ее поступь. Такая лошадь не может пробегать в час меньше десяти миль, даже если ее стреножить.

Джон попросту глуп, но Кэтрин слишком неопытна, чтобы понять это. Она слушает болтовню самодовольного молодого человека «со скромностью и почтительностью, подобающими юной девице, которая не осмеливается иметь собственное мнение, отличное от мнения самоуверенного кавалера», и ей не остается ничего, кроме как верить ему.

Однако по сравнению с эгоистичной и хитрой лицемеркой Изабеллой Джон не так уж плох.

«Это мое любимое местечко, – сказала Изабелла, усаживаясь между двумя входами – отсюда можно было легко наблюдать за всеми, кто в каждый из них входил или выходил, – оно такое укромное». Изабелла на четыре года старше Кэтрин и взялась обучать свою протеже искусству фальши: как флиртовать, как лгать, как поддразнивать. Манипулируя своей новой подружкой в угоду Джону, она сделала все возможное, чтобы подтолкнуть ее к брату. Когда он предложил Кэтрин покататься с ним вдвоем (совершенно непристойное поведение для того времени), Изабелла тут же его поддержала. «Как это будет чудесно! – обернувшись, сказала Изабелла. – Кэтрин, дорогая, я почти вам завидую. Но, Джон, я боюсь, третий седок у тебя может не поместиться».

Худшим подарком Изабеллы стали книги, к которым она приохотила свою юную подружку. «Нортенгерское аббатство» – сатира на готические романы, столь популярные в дни Остин, на то самое чтиво, о котором она столь резко отзывалась в своих ранних сочинениях. Даже название романа – пародия на высокопарные заглавия типа «Удольфские тайны», «Замок Отранто» (Нортенгер в те годы считался глухой провинцией). В юности Остин и сама, наверняка, зачитывалась подобными книжками, испытывая смешанные чувства, что-то среднее между удовольствием и стыдом. Она просто не смогла бы так непревзойденно высмеять эти произведения, если бы прежде не проглатывала их десятками – а никто не тратит время на то, что презирает. Но беда Кэтрин заключалась в том, что она верила прочитанному. Все эти нелепые истории о порочных аристократах и замках с привидениями, которые читали подруги и которые Кэтрин по наивности принимала за правду, вкупе с наигранными манерами Изабеллы давали неопытной девушке ложное представление о мире.