Книга Дело Арбогаста - Томас Хетхе

Суд в Брухзале находился рядом с тюрьмой. Тем не менее, его повезли туда на машине в сопровождении двух конвоиров. Поверх арестантской одежды на нем было пальто, одолженное надзирателем. Будучи вызван в маленький зал суда, Арбогаст немедленно увидел Катрин. Ее адвоката он не знал, но уже у входа в зал с ним поздоровался Винфрид Майер — потрепал по плечу и сказал, что его радует эта встреча. В зале они уселись рядом. Катрин явилась в суд с родителями, которых Арбогаст сразу же обнаружил в вообще-то пустом зале и которые отвели глаза в сторону в ответ на его кивок, Михаэля, на встречу с которым он надеялся, в суде не было. Арбогаст вполуха слушал задаваемые ему вопросы и механически отвечал на них — даже не отвечал, а всего лишь давал соответствующие устные справки; ничего иного от него и не требовалось. У Катрин оказалась новая прическа. На голове у нее был начес, что делало ее лицо незнакомым, да и та повадка, с которой она держалась в обществе молодого нездорово бледного адвоката, была для Арбогаста в диковинку. Один из тюремщиков, которого Арбогаст знал уже много лет, сидел в зале у него за спиной, и он то и дело оборачивался, словно желая удостовериться, что тот все еще на месте. И старый надзиратель, подбадривая, кивал ему.

Хорошо еще, что все заседание продлилось недолго, и адвокат простился с ним прямо в зале суда, пообещав в ближайшее время нанести визит. Арбогаст, кивнув, рванулся было к Катрин с родителями, потому что внезапно осознал: он видит их в последний раз; но адвокат придержал его за рукав и подозвал конвоиров. А тут Катрин уже исчезла, и его самого на той же машине повезли в тюрьму. Вернувшись в камеру, Арбогаст первым делом неторопливо развернул газету. Он был подписан на грангатский “Тагеблат”. Как всегда, некоторые пассажи были вычеркнуты синей тушью и соответствующие купюры проштемпелеваны. Арбогасту так и не удалось сконцентрироваться на случившемся. Лишь на мгновение вспомнил он о том, как Катрин сказала, что хочет развестись, но он и сам не знал толком, когда это было. Он принялся листать малоформатную газету, не читая ее. Единственное, что он понял, глядя на вычеркнутые синей тушью пассажи, — эта газета ему больше ни к чему.

13

Винфрид Майер надписал адрес на большом конверте. Он помнил о том, что в последний раз видел Ганса Арбогаста на бракоразводном процессе, Он слышал, как разговаривает по телефону его секретарша, но не вникал в смысл беседы. У него в бюро по-прежнему пахло краской, хотя ремонт завершился уже полгода назад. На приставном столике стояла ваза с еловой лапой, украшенной рождественской мишурой. Дело происходило 12 декабря 1962 года. Объемистый конверт содержал все материалы по делу Арбогаста, и стоило ему кликнуть секретаршу, как дело навсегда было бы сдано в архив.

Сегодня утром был отклонен его письменный протест на отказ в возобновлении дела по надзорной жалобе. “Глубокоуважаемый господин Арбогаст, ценой долгих хлопот мне удалось получить два новых экспертных заключения, которые вполне способны опровергнуть зловещие выводы профессора Маула”. Винфрид Майер приложил к этому письму копии обеих экспертиз. Первая из них была проведена доктором Ландрумом, судмедэкспертом из Мюнхена, и ее выводы были однозначны. “Осужденный, — написал Ландрум, — показал, что в ходе извращенного полового акта у госпожи Гурт внезапно отказало сердце. Подобное течение событий было для него неожиданно и непредсказуемо”. Это, объяснил Майер своему подзащитному, и было решающим выводом: он, Арбогаст, не мог предвидеть заранее, чем той ночью кончится дело.

Но, собственно говоря, что же именно произошло той ночью? Адвокат вспоминал дни процесса, состоявшегося уже свыше семи лет назад, и, прежде всего, — сильно увеличенные фотографии девушки в кустах малины, продемонстрированные суду профессором Маулом. Арбогаст никогда не распространялся особо насчет того, что он испытывал той ночью, а Майер удерживался от бесцеремонных расспросов. Задним числом ему часто приходило в голову, что весь процесс мог бы повернуться по-другому, если бы он получше разобрался в собственном подзащитном. Майер вложил в конверт и второе заключение. Оно было сделано доктором Нойманом, заведующим кафедрой судебной медицины в клинике Венского университета, к которому он наведался и упросил дать заключение два года назад. Нелегко было получить в полиции и в прокуратуре материалы, необходимые для проведения повторной экспертизы. Протоколы как раз перевозят в составе какого-то архива. Фотографии слишком легко можно повредить или уничтожить. Явное нежелание вновь возиться с делом Арбогаста сквозило во всех инстанциях. Тем весомее экспертный вывод Ноймана: “Убийство по сексуальным мотивам с медицинской точки зрения не доказано. Скорее, сексуальный акт со смертельным исходом, чему предшествовало подавление сопротивления путем физического насилия и удушения. Что же касается убийства методом удушения, то оно не доказано с определенностью, необходимой для уголовного судопроизводства”.

Обзаведшись этим заключением, адвокат посетил Ганса Арбогаста в последний раз. Не стоит, сказал он, изложив подзащитному правовую ситуацию, предаваться чрезмерным мечтам, но все же ему кажется, что на этот раз его надзорная жалоба с просьбой о возобновлении дела по вновь открывшимся обстоятельствам имеет шансы на успех в уголовной палате земельного суда в Грангате. В ответ Арбогаст — и адвокат это прекрасно запомнил — всего лишь кивнул и молча уставился на него. Стоял солнечный день, и матовые стекла на окнах в комнате для свиданий подсвечивались снаружи. Арбогаст произвел на него скверное впечатление. Полгода назад его надзорную жалобу оставили без внимания. Новые эксперты — ответили адвокату в обосновательной части отказа — не располагают материалами, которых ранее не было в распоряжении профессора Маула. “Это не означает, — написал теперь Майер Арбогасту, — будто в выводах вновь привлеченных экспертов и впрямь нет ничего нового. Но в сугубо юридическом смысле слова, согласно статье 359-й вновь открывшиеся обстоятельства действительно отсутствуют. На это и указал суд, рассмотрев оба заключения судмедэкспертов”.

Майер тут же переадресовал надзорную жалобу в высшую инстанцию. Но и высший земельный суд в Карлсруэ отклонил ее. Теперь я уже и сам не знаю, какие новые шаги можно предпринять в Ваших интересах, — написал Майер, — ибо все правовые средства мною уже использованы”. В конце письма адвокат попросил прощения за то, что острая нехватка времени мешает ему доставить материалы в Брухзал лично. Прочитав это, Арбогаст кивнул, словно в ходе очной беседы с адвокатом, и спрятал письмо в конверт, в котором хранились остальные материалы дела. И сразу же принялся раскрашивать деревянных человечков с курительными трубками, расставленных перед ним на маленьком столе. Тут же находились краски, кисточки, лак, ветошь. Соответствующим образом в камере и пахло, как всегда перед Рождеством, когда заключенные прирабатывают, мастеря игрушки для праздничней распродажи. На Рождество заключенные получали в подарок от здешнего колбасного цеха по три круга краковской или другой полукопченой колбасы, а ведь зимой колбаса, прикрепленная к решетке окна, может храниться долго. В сочельник раздают яблоки и орехи, собранные прихожанами здешнего костела, а к рождественскому ужину подают жаркое с запеченным картофелем и тушеными овощами. И ежегодно на десерт — шоколадный пудинг. В последнее время в тюрьме творилось и кое-что иное. В ходу были изолированные резиной электропровода, которые здесь называли русским словом “спутник” и при случае, свернув в колечко, проглатывали. Как всегда в рождественскую пору самокалечение случалось чаще — многим хотелось провести несколько дней в тюремном лазарете. Когда резиновая изоляция растворялась в пищеводе, колечко распрямлялось и провод ранил стенки желудка. Человек начинал ходить под себя кровью. Мысль об испытываемой при этом боли была приятна Арбогасту. Через полчаса погасят свет. Закрывая баночки с красками, он внезапно почувствовал себя так плохо, что впервые за все годы испугался наступления ночи. Но тут он открыл окно, впустил в камеру холодный воздух и вслушался в шумы и шорохи тюрьмы. Собаки; переговоры из окна в окно; шаги конвоя по металлическому настилу. Кто-то у него над головой барабанил ложкой по отопительной батарее. Откуда-то доносился бой колокола. Как всегда, тюрьма держала его, и он знал, что с ним ничего не может произойти под этими высокими и просторными сводами четырех флигелей, лучами звезды сходящихся к центральной башне, в которой за общим порядком во всех ста двух камерах следил один-единственный надзиратель. Каждая камера, подумал Арбогаст как раз, когда свет погас и он привычным жестом отстегнул койку от стены уже в полном мраке, представляет собой отдельную, полностью изолированную ячейку, если абстрагироваться от узких металлических коридоров, которыми они все же соединены. Каждый из нас здесь одинок, подумал Арбогаст, и, как это ни странно, подобная мысль не встревожила его, а, напротив, избавила от мимолетного страха.