Книга Акула в камуфляже - Сергей Зверев

В модульном домике расположился временный штаб поисково-спасательной экспедиции. Возглавляла экспедицию, организованную российским НОК, Людмила Александровна Белосельцева. Кроме Полундры под ее началом было еще два человека: двадцатипятилетний Николай Гробовой, метеоролог, механик и моторист, и вдвое старший Станислав Васильевич Успенский – по основной профессии врач, но также и гидрограф, специалист по океаническим течениям. Дополнительно Успенский выполнял обязанности повара.

Ничего удивительного, обычная практика. Каждый участник подобных экспедиций должен владеть несколькими специальностями. Полундра, допустим, числился водолазом-ныряльшиком и консультантом по яхтингу. Плюс к тому Павлов отвечал за материальную часть экспедиции, являя собой завхоза, охранника и подсобного рабочего в одном лице.

Не сказать чтобы материальная часть отличалась особыми излишествами. Помимо щитового домика с бытовыми мелочами в распоряжении экспедиции был небольшой, но быстрый дизельный катерок с набором водолазного снаряжения, средства связи, – правда, очень хорошие – и полевое метеорологическое оборудование. Вот и все.

Еще аптечка и малый хирургический комплект у Станислава Васильевича.

Можно, правда, вызвать с континента вертолет, но его нужно предварительно заказывать в штабе трансконтинентальной гонки. И деньжищи за каждый вызов платить огромные.

Какими дополнительными специальностями, кроме ремесла руководителя и начальника, владела Людмила Белосельцева, оставалось покамест тайной.

Гробовой, в отличие от Полундры комплексовавший из-за того, что попал в подчиненные к даме своих же лет, уже успел подкусить начальницу ехидным анекдотом. Прямо в первый же день, не успели на месте оказаться и толком познакомиться.

– Идет мужик по Птичьему рынку в столице, смотрит – продаются три попугая, – хитро поглядывая на Белосельцеву, рассказывал он. – У одного на лапке бирка с ценой: сто баксов. У второго – тысяча. А у третьего на бирке аж десять тысяч долларов проставлено. Мужик интересуется: что они умеют, птички? Почему цена такая разная? Продавец ему отвечает, что первый умеет говорить по-русски и вытаскивать билетики «на счастье». Второй может и говорить на трех языках, и писать, и плясать, и считать, и читать… Словом, много чего может. Изумленный мужик спрашивает: что ж тогда этот умеет, который за десять тысяч?! Ведь представить страшно, до чего он должен быть умен! Продавец пожимает плечами и говорит, что этого не знает никто, но первые два попугая называют третьего шефом…

Мадам Белосельцева, нужно отдать ей должное, на прозрачный намек не обиделась, смеялась вместе со всеми.

Впрочем, связью занималась именно Людмила, а это дело первостепенной важности.

Коля Гробовой сразу понравился Полундре. Бывает так, что люди встречаются впервые в жизни, ничегошеньки друг о друге не знают, а вот завязывается сразу между ними узелок взаимной симпатии.

Николай был невысоким русоволосым крепышом, веселым и добродушным, но слегка сдвинутым на самоутверждении с дальнейшим самоусовершенствованием посредством закалки характера и преодоления всего, чего только можно. И нельзя.

…Есть люди, которых неизменно притягивает все труднодостижимое, опасное, рискованное. Они могут полноценно жить лишь на пределе. Такой человек будет вечно стремиться к превосходству, даже если единственный, кого надлежит превзойти, – это он сам. Такие должны вечно преодолевать преграды, а если преград нет, они начинают чахнуть. Или создавать преграды искусственно, а то и просто выдумывать их. Подобные натуры часто встречаются среди альпинистов, геологов-поисковиков, полярников, спортсменов-экстремалов… Идеально, так, что лучше нельзя, выразил психологию этого человеческого типа Владимир Высоцкий в своих песнях.

Вот таким был Коля. Полундре вообще казалось, что Гробовой опоздал родиться лет на сорок-пятьдесят. Слишком уж точно, как патрон в патронник, укладывался Коля в типаж неунывающего и романтичного бородача – геолога из хороших советских фильмов шестидесятых годов. Вплоть до пресловутой бороды, которая на молодом лице Николая смотрелась несколько странновато. Вплоть до гитары, с которой он не расставался. Ага, и сюда подругу шестиструнную притащил, как же без нее?! Словом, – «А в тайге по утрам туман…» – и далее по тексту.

Да, в жизни такие чудаки тоже встречаются, и не столь редко, как принято считать.

Кстати, далеко не самый дурной человеческий характер, разве нет? Чудаки украшают жизнь…

Ясное дело: с такими взглядами на жизнь Гробовой был рад-радешенек тому, что участвует в поисково-спасательной экспедиции. Куда романтичнее: противоположный край шарика, Антарктида под боком. Мало ли что шарик краев не имеет. Это ж не геометрия!

Коля очень переживал из-за своей необычной фамилии, но менять ее категорически не хотел. Усматривал в таком поступке нечто унизительное.

– Это еще что! – успокаивал его Станислав Васильевич. – Подумаешь! Вот у меня был одногруппник в мединституте по фамилии Вселенный. Кстати сказать, вполне для Восточной Украины обычная фамилия. От слова «вселять, вселяться». Так его жена – тоже на нашем курсе училась – брать фамилию мужа отказалась. А то стала бы Юлия Михайловна Вселенная! Помню, смеялись мы над Юлечкой…

– Больно уж у нас с вами, Станислав Васильевич, фамилии мрачные! Я – Гробовой, вы – Успенский… – недовольно покачал головой Коля. – Успение – это ведь по-церковному… м-м… того?.. Кончина, надо понимать?

– Она самая. Кончина Пресвятой Девы Марии. От праздника Успения Богородицы фамилия пошла. Мой прадед вышел из временнообязанных крестьян в семинаристы. Им часто такие фамилии давали: Воскресенский, Преображенский, Троицкий, Рождественский, Успенский… По двунадесятым праздникам. Так что я из долгогривого сословия, – не без гордости закончил Станислав Васильевич. – Самые лучшие врачи и естественники из поповских семей выходили.

Успенский составлял живой контраст жизнерадостному Коле Гробовому. Высокий, костлявый и тощий: метр девяносто при шестидесяти с очень небольшим килограммах веса. Из тех, про кого не скажешь, что у них «телосложение». Тут скорее теловычитанием пахнет. Но вот руки, особенно кисти, сильные и крупные. Сразу видно: руки хирурга.

У него было длинное породистое лицо с печально опущенными уголками рта, глядя на которое думалось, что этот человек знает нечто, недоступное другим. И это знание его отнюдь не радует.

Да, Станислав Васильевич всегда считал, что жизнь подчиняется определенным законам и правилам. То, что случается, должно было случиться. Все понятия имеют конкретные значения, обстоятельства делятся на благоприятные и неблагоприятные, поступки – на хорошие и плохие. Все события, все жизненные ситуации выстраиваются в логические ряды причин и следствий, все факты подлежат классификации и разнесению по рубрикам. Человек – хозяин своей судьбы. Жить надо так, как положено. И тогда все будет в порядке. Не хуже, чем у других. Лучше.

Существует довольно распространенная точка зрения, трактующая нашу жизнь как урок, а нас – как учеников, порой прилежных и понятливых, но чаще – не очень. В рамках подобных представлений любой опыт, любое чувство, радость и печаль, удача и неудача – все является уроком, призванным чему-то нас научить. Очень простая философия: мы ученики, впереди экзамен. И ясно, кто экзаменатор.