Книга Точное попадание [= Начало ] - Юлия Фирсанова

— Один — один, ничья, — я признала остроумие приятеля и занялась выписыванием рун. На этот раз ничего вымерять не пришлось. Рисунок, теребивший мое воображение, как щенок тряпку, будто всегда незримо присутствовал на этом месте. Мне осталось только обвести его по контуру. Написала сложную руну, насладилась видным только мне золотисто коричневым с красным оттенком светом, даже жаль, что другим не полюбоваться, и снова хлопнула по плечу вора:

— Я закончила.

Лакс аккуратно спустил меня на землю, я повернулась к хозяевам и прежде, чем успела что-то сказать, Полунка завороженно протянула:

— Красотища какая, сияет, как солнышко! А что оно значит, магева?

— Вы видите свет рун? — недоуменно уточнила я, машинально прикусив карандаш, а Торин подтвердил, засунув кулак за пояс:

— Видим, почтенная магева, чай не слепые.

Наверное, это правильно, раз руны этому дому и этой семье предназначены, то и видны им светом своим настоящим, — решила я, мигом успокоилась и уже деловито пояснила:

— Этот символ должен защищать ваш дом и семью, оберегая лад и достаток в ней, укрывая от невзгод и бед, приходящих снаружи.

— Хороший знак, — одобрила Дорина, складывая руки поверх пышной груди размера четвертого, пожалуй, — благодарствуем!

— Это самое меньшее, чем я могу вас наградить, счастливо оставаться, — отозвалась я.

— Гладкой дороги и силы, почтенная магева, и вам всего доброго, сударь Лакс! — пожелало семейство Торина, мать увела ребятишек в дом, а сам кряжистый хозяин чуток проводил нас к воротам. Я еще вспомнила, о чем хотела потолковать с ним и задала вопрос в лоб:

— Слушай, Торин, а ты когда меня в деревню зазывал, говорил, нужда в магеве есть, ты о ком думал?

— Так вы парнишку вчера излечили. Мать не нарадуется, год от него хоть словечка ждала, а теперь не уймешь пострела, как тараторит, — дергая себя за бороду столь же выдающуюся, как стати его жены, смущенно пробормотал мужчина, ему было неловко за собственный благородный поступок. В деревню меня звал, не для себя стараясь, об односельчанке пекся, об ее горе.

Я кивнула, будто и в самом деле все знала наперед, обо всем догадывалась, потрепала на прощанье пса с милым именем Разбой по загривку, махнула рукой Торину. Провожать за ворота он нас не пошел, не принято здесь за отъездом до последнего наблюдать, когда мать семейства своих чад в дом загоняла, я слышала ее суровое, как командирский приказ слово:

— Нечего, нечего за магевой глазеть, тоску закликать!

Вот так и оказались мы за воротами перед двумя оседланными лошадьми, чьи поводья были наброшены на столб. Животные стояли мирно, объедали роскошный куст каких-то розовых цветков. Сказала бы шиповник, так шипов на нем и в помине не было. Впрочем, копытным ботаника пофиг, главное вкус, а поскольку он их устраивал, куст успел слегка подрастерять пышное великолепие цвета и сочных листьев.

Лакс забросил узел с продуктами в пристяжную сумку, легко взлетел на гнедого конька. Я задумчиво уставилась на свободную кобылу. Тоже гнедая, коричневая то есть, только носочки на лапах, нет ногах, у лошадей то, что с копытами, зовется ногами, были грязно белыми и разного размера, а на задней левой его вообще не было, должно быть потеряла по дороге.

— Это Белка, она смирная и добрая лошадка. Неказистая, правда, — трезво оценил стати своей собственности Лакс, — но идет не тряско.

Кобыла, словно почуяв мой взгляд, прекратила жевать и уставилась на меня в ответ. Не скажу, чтобы мы понравились друг другу с первого взгляда или я у зверюшки вызвала мгновенную аллергическую реакцию, вовсе нет. Она глянула на меня и, наверное, решив, что я — груз более приемлемый, чем какая-то мертвая поклажа, безразлично отвернулась. Я развязала узел и сняла поводья со столбика, решая, смогу ли я вскочить на лошадку так же браво, как Лакс или свалюсь мешком на другой стороне, насмешив всех окрестных кур, Фаля и вора. Решила не рисковать. Забросила поводья на луку седла, ухватилась покрепче, оттолкнулась от земли посильнее и водрузила себя на спину Белки. По-моему, вышло если и не больно легко, но все-таки не позорно, во всяком случае, Лакс ржать не стал. Он вообще смотрел через забор на горящий огнем знак сплетенной Одаль и Альгиз — рун дома и защиты. Моргнул, отвернулся и хмыкнул, стараясь говорить как можно небрежнее, мол не впервой мне всякие волшебные выкрутасы оценивать:

— И впрямь красиво.

— Ага, — согласился изнывающий от безделья сильф, успевший уже облететь обеих коняг, забраться в каждую чашечку цветка лже-шиповника и, наконец, устроиться меж ушей Белки. — Для тех, кто видит, магия всегда сияет. А у тебя, магева Оса, интересно получилось, заклятье даже незрящие углядели.

Лакс тронул коня вперед по улице, в другую сторону, нежели та, откуда въезжала я на телеге Торина и, обернувшись к сильфу, жадно спросил:

— И что это значит?

— Сила магевы столь велика, что она способна дать узреть частицу волшебства от рождения слепым, коль возжелает, — гордо пояснил Фаль, я многозначительно промолчала. А что могла сказать? Ведь только что от мотылька обо всем услыхала, да и желания показать силу рун у меня сознательного не было, они отозвались на мой безмолвный случайный призыв. Щупать чудо, разбирая его на кусочки, не хочется. Откликнулись и на том спасибо!

Скопировав движения спутника, я направила Белку следом за ним, изо всех сил стараясь подражать и посадке рыжего. Где-то читала, если неправильно сидеть на лошади, то и мышцы быстрее устают и мозоли скорее натираются в труднодоступных местах, попа отбивается, да и сверзится вниз недолго. Чувствуя, что меня уже начинает чуть клонить влево, я поняла, что хотя бы в одном книги не сбрехали. Ну, если совсем хреново станет, так слезу и пешком пойду, не буду терзаться выбором гордость или седалище. А пока, если держаться ровно, то и вовсе неплохо получается. Это даже приятно, когда под тобой не сидение машины, провонявшей бензином, любую машину как не проветривай, а запашок этот противный не истребим. От лошади же пахло живым, мышцы Белки перекатывались подо мной, и какой-то странный восторг наполнял сердце. Все-таки, мы многое потеряли, пересев на железных скакунов, пусть и выгадали в скорости. Конечно, если б Лакс пустил коней вскачь, я, растряся весь свой завтрак, мигом бы стала сторонницей пусть не машин, но велосипедов, однако, неспешная рысь наших лошадок вполне устраивала мое необученное езде, не переведшее навык к ней в область безусловных рефлексов тело. Если я вдруг начинала клониться на одну сторону, то успевала исправить посадку, прежде, чем падение на землю стало бы неминуемым. А в некоторые моменты мне даже самодовольно казалось, что в передвижении верхом нет ничего диковинного, но вот Белка чуть поводила крупом и я тут же раскаивалась в своих мечтах, сосредотачиваясь на процессе езды более, чем на созерцании окрестностей и болтовне с Лаксом и Фалем.

Глава 2

Поскольку цели, как вчера было выяснено, наше путешествие не имело, то и торопиться было некуда. Мы покинули Большие Кочки и двигались по проселочной дороге через поля, засеянные зерновыми. Это я так научно их обозвала, потому что сказать, к какому виду принадлежит колос, наверняка бы не смогла. Вроде бы пшеница, а может и рожь или вовсе какой-то местный гибрид. Но поля колосились исправно, от легкого ветерка перекатывались зеленые, местами уже ставшие чуть золотистыми волны. Этакая обихоженная красота, радующая нехитрое крестьянское сердце. Над полями порхали пестрые мелкие бабочки, важно жужжали толстые шмели, деловито зудели пчелы, прочая мелкая мухота вилась почти беззвучно. Чуть в стороне от дороги щелкали и голосили на все лады какие-то птицы. Дальше, справа вдалеке виднелась щетка леса, то ли того самого, из которого вышли мы с Фалем, то ли соседнего. Изредка поля перемежались небольшими жиденькими рощицами, в которых неплохо было бы через несколько часов, к обеду, устроить привал в такой жаркий денек.