Книга Связанный честью - Сандра Браун

– Как будто ты забыла, что я заключенный. Хочешь знать, испытываю ли я к тебе желание? – резко спросил он. – Да, испытываю. – Его пальцы сомкнулись у нее на руке словно наручник. – Да, я хочу тебя. Хочу прикасаться к тебе. Хочу чувствовать твои груди. Хочу взять сосок в рот и долго-долго не выпускать. Хочу войти в тебя очень глубоко и ощутить биение твоего сердца. И поскольку ты не готова позволить индейцу лечь между твоих ног, предлагаю больше не смотреть на меня таким призывным взглядом, мисс Эндрюс.

Возмущенная, что он так извратил ее мысли, и злясь на себя, что всего несколько секунд назад она была готова пересмотреть свое мнение о нем, Эйслин прикрыла грудь свободной рукой.

– Не льсти себе, – прошипела она. – Я скорее умру, чем так поступлю.

Он коротко рассмеялся:

– Я и не сомневался. Ты скорее умрешь, чем позволишь какому-то индейцу осквернить твое безупречное тело англо. Но, по крайней мере, умереть от потери крови тебе уже не грозит. Во всяком случае, из-за меня, – язвительно сказал он.

Эйслин отвернулась, не удостоив его взглядом. Лукас вытащил из бумажного пакета марлю и стал перебинтовывать ей руку. Закончив перевязку, он собрал все медицинские принадлежности обратно в пакет.

Эйслин тревожно округлила глаза, когда он снова взялся за нож, но он просто отрезал от ее блузки рукава, превратив в подобие своей рубашки-безрукавки. Он работал лезвием очень грубо, оставляя на ткани сильные зазубрины, и потом бросил ей изуродованный предмет одежды:

– Надевай обратно. Мы и так потратили здесь вагон времени.

Он вылез из машины, обошел ее и снова сел за руль. Эйслин задумчиво смотрела ему в затылок. Пока машина подпрыгивала на неровном асфальте, она придумала дюжину способов, как справиться с Грейвольфом. Но от всех пришлось оказаться. Она думала, не сделать ли из рукава жгут, чтобы с удавкой наброситься со спины на своего похитителя. Но тогда она окажется бог знает где без воды и карты. Залитый в машину бензин не вечен. И даже если ей удастся одолеть Грейвольфа, у нее мало шансов выжить в дикой местности.

Так они и ехали в молчании, пока усталость не взяла верх над Эйслин и она не заснула.

Эйслин проснулась, когда машина замедлила ход и наконец остановилась. С трудом переместив свое усталое, ноющее тело в сидячее положение, она поморгала, прогоняя сон и приспосабливаясь к темноте.

Грейвольф только быстро глянул на нее через плечо, потом открыл дверцу машины и вылез наружу. Он стал подниматься вверх по холму к какому-то строению. Эйслин видела в темноте только силуэт, но узнала шестиугольный хоган[5]. Она подумала, что дом вообще было бы не различить, если бы не слабый свет из прямоугольного дверного проема.

Хоган стоял на склоне и в темноте казался с ним единым целым. С вершины горы серебристой дорожкой скатывался лунный свет. Он пролетал над круглой конической крышей, не касаясь ее.

Любопытство и осознанное желание не оставаться в одиночестве в этом первобытном, почти мистическом мире заставило Эйслин выйти из машины и последовать за Лукасом. Она стала взбираться по каменистой тропинке, стараясь смотреть себе под ноги и одновременно не выпускать из вида худую фигуру Грейвольфа.

Но не успел он подойти к хогану, как свет в дверном проеме перегородила другая фигура, намного меньше ростом. Это была женщина.

– Лукас! – прозвучал тихий радостный возглас, и крошечная фигурка бросилась ему навстречу.

Тот обнял ее, крепко обхватил обеими руками, прижал к себе. Склонил голову и опустил плечи, закрывая своим телом женщину, словно защищая ее.

– Лукас, Лукас, зачем ты это сделал? Мы слышали о твоем побеге по радио и видели твою фотографию по телевизору.

– Ты знаешь почему. Как он?

Лукас отстранил маленькую женщину и всмотрелся в ее запрокинутое лицо. Она печально качнула головой. Без единого слова Грейвольф взял ее за руку и повел по дорожке обратно к дому.

Заинтригованная, Эйслин пошла за ними. Она никогда раньше не бывала в хогане и теперь неуверенно ступила внутрь. Единственная комната в доме была наполнена удушающим жаром. В центре горел невысокий костер. Дым, затягивало в дыру на потолке. Единственный свет давали зажженные керосиновые лампы. Неподалеку от входа стоял грубо сколоченный квадратный стол с четырьмя такими же стульями. На нем – помятый эмалированный кофейник и побитые жестяные чашки. В углу располагалась «сухая» раковина[6] и ручная колонка.

Полом здесь служила утоптанная земля. Неподалеку от места, где стояла Эйслин, кто-то нарисовал песком на полу потрясающей красоты картину с замысловатыми и тщательно выписанными узорами. Она не представляла, что эта картина символизирует, но знала, что такие песочные изображения используют для древних целительных обрядов.

У стены напротив двери стоял узкий невысокий топчан, покрытый индейскими одеялами. Грейвольф опустился около него на колени. На топчане лежал старик индеец. Длинные седые пряди обрамляли худое желтоватое лицо. Скрюченные мозолистые руки судорожно держались за одеяло. А глаза вспыхнули лихорадочным блеском, когда молодой человек заговорил с ним на языке, которого Эйслин не понимала. Она только догадывалась, что это один из языков на-дене[7].

В комнате находилось еще двое – женщина, так радостно встретившая Грейвольфа, и мужчина – к удивлению Эйслин, англо. Он стоял в ногах у старого индейца. Он был среднего роста, с тонкими темными волосами, с благородной проседью на висках. Эйслин решила, что ему около пятидесяти. Он меланхолично взирал на Грейвольфа и старика с высоты своего роста.

Сначала Эйслин избегала смотреть на женщину – по неясным причинам, которые ей не хотелось признавать. Но сейчас она ее рассмотрела. Очень симпатичная индианка. Высокие скулы, черные как вороново крыло волосы до плеч, подстриженные «под пажа», ясные карие глаза. Она была одета как англо: простое хлопчатобумажное платье, туфли на низком каблуке, недорогие украшения. Стройная, но женственная, очень пропорциональная фигура, благородная осанка.

Грейвольф прижался лбом к натруженным рукам старика, а потом повернулся к мужчине:

– Привет, док.

– Лукас, ты сумасшедший дурак.

На строгом лице Грейвольфа мелькнуло подобие улыбки.

– Ну и приветствие.

– Ну и чертов номер ты отколол! Надо же было сбежать из тюрьмы!

Грейвольф пожал плечами и снова посмотрел на старика:

– Он говорит, что не испытывает боли.

– Я сделал все, что можно было сделать в этих условиях, – ответил мужчина, откликавшийся на обращение «док». – Я уговаривал его поехать в больницу…