Книга Запретный рай - Лора Бекитт

Когда они вышли на улицу, Моана спросила:

— Что тебе сказал этот белый? Я не все поняла.

— Что он постарается нам помочь. А еще он восхищался твоей красотой, — ответил Рене и добавил: — Будь осторожна с белыми мужчинами. Им нельзя верить.

— Я могу за себя постоять, — твердо произнесла Моана.

Рене невольно любовался ею. Этой девушке была присуща та мягкая грация и поразительная свобода движений, какой не увидишь у европеек. Ее спокойное открытое лицо редко омрачалось заботой или тревогой. Впрочем так было недавно. Теперь же ее беспрестанно грызли какие-то мысли, отчего взор прекрасных карих глаз словно заволокло грозовыми тучами.

Забрав Тауи, они отправились к священнику.

Отец Гюильмар сразу понравился Рене. Линии его лба были чисты и благородны, взгляд казался удивительно проникновенным, а в уголках губ затаилось что-то горестное. Услыхав имя посетителя, он вздрогнул всем телом.

— Совсем недавно ко мне заходила ваша дочь!

— Эмили?! Не может быть! Она на Хива-Оа!

— Ошибаетесь. Она на Нуку-Хива.

— Как она здесь оказалась?! Она обратилась к вам за помощью?!

— Нет, — ответил священник и пригласил: — Садитесь. — А когда Рене сел, нашарил на полке небольшую жестянку и спросил: — Хотите чаю? Я берегу его, как иной берег бы крупицы золота.

— Благодарю вас… Святой отец, умоляю, не тяните! Что с Эмили?! Как мне ее найти?!

— К сожалению, я не спросил, где она, то есть… они остановились.

— Они?

Отец Гюильмар смотрел на Рене в упор.

— Что вам известно о вашей дочери?

— Эмили похитил Атеа, вождь с острова Хива-Оа.

— К сожалению, это не совсем так. Судя по всему, она уехала с ним добровольно. — Священник присел к столу. — Что предложить вашим спутникам? Тоже чаю?

— Лучше кокосового молока, если у вас найдется.

— Да, — сказал отец Гюильмар и позвал: — Сесилия! — Из соседнего помещения вышла женщина лет тридцати с широким плоским носом, очень полными губами и непроницаемым взглядом черных глаз. Ее цветастое покрывало было скромно повязано поверх груди, а на обвивавшей шею цепочке висел большой крест. — Сесилия, отведи этих молодых людей на кухню и накорми.

Рассказ священника длился недолго. В конце он сказал:

— Я предлагал вашей дочери помощь, обещал отпущение любых грехов, умолял ее одуматься — все напрасно! Она повернулась и ушла.

В глазах Рене заблестели слезы. Пальцы теребили потертый кожаный пояс.

— Как она выглядела?

— Растрепанные волосы, босые ноги, обгоревшая кожа, линялое платье. Похоже, ее нисколько не удручал собственный вид. Она думала только об этом полинезийце.

Обхватив голову руками, Рене принялся раскачиваться на стуле.

— Я не понимаю, ничего не понимаю. Я думал, что хорошо знаю дочь, я считал вождя Лоа своим другом; этот молодой человек, Атеа, понравился мне своей дальновидностью и упорством; мне казалось, я без труда угадываю помыслы островитян.

Отец Гюильмар вздохнул.

— Мсье Марен, я живу здесь много лет и каждый день вижу этих людей, но так и не стал частью их жизни. Я учу их преодолевать животные инстинкты и следовать зову души, но все напрасно. В их языке нет слова «работать», зато есть десятки названий для… сами понимаете чего.

— Вы полагаете, это уже произошло с Эмили?

— Трудно сказать. Не удивлюсь, если да.

Рене вскочил и ударил кулаком по столу.

— Если этот дикарь посмел обесчестить мою дочь, я его убью!

— Мадемуазель Марен утверждала, что вы очень хорошо относитесь к полинезийцам. Похоже, она считала, что вы не станете возражать против этого брака, — заметил отец Гюильмар, на что Рене ответил:

— Вероятно, она сошла с ума.

Покинув дом священника, Рене решил вернуться к Морису Тайлю. По дороге он сказал Моане:

— Атеа забрал с собой Эмили, чтобы жениться на ней. Она приходила к священнику, дабы тот совершил обряд по обычаям белых.

К его изумлению, туземка приняла это известие совершенно спокойно. Ее лицо осталось таким же твердым, и взгляд не затуманился гневом.

— Эмалаи не виновата, — промолвила она. — Это все мана Атеа. Перед ней никто не может устоять.

— Вы бы были прекрасной парой. Зачем ему понадобилась моя дочь! — в отчаянии воскликнул Рене.

— Я слышала, иные женщины отправляются на Нуку-Хива, чтобы затем родить детей от белых и снискать всеобщее уважение. Сын арики — божественный ребенок. Должно быть, Атеа хочет произвести на свет человека с такой маной, какой еще не видывал свет! — В тоне Моаны не было иронии, лишь странная задумчивость и легкая горечь.

К счастью, офицер был на месте, и Рене удалось встретиться с ним еще раз.

— Если они здесь, — сказал капитан, — это меняет дело. Остров не такой уж большой — мы их найдем. Заберем вашу дочь, а туземца отправим в тюрьму.

— Мне нелегко в этом признаваться, но, похоже, Эмили сбежала с ним по своей воле. В чем его можно обвинить в этом случае?

Морис Тайль задумался.

— В связи с белой женщиной. Я слышал, в Америке за это приговаривают к смертной казни!

— Речь идет о рабах, а Атеа — свободный. Кроме того, он арики, вождь. И его нельзя считать темнокожим. К тому же жители Маркизских островов — французские подданные.

— Вы правы. Это осложняет дело, — задумчиво произнес капитан и в сердцах добавил: — Всем известно, что наши мужчины живут с местными женщинами. Но чтобы белая девушка связалась с полинезийцем — такого еще не случалось! — И видя, что Рене совершенно убит, предложил: — Давайте для начала отыщем их, а после решим, как нам поступить.

Их тела сливались так естественно, как сливались бы потоки воды; Эмили доставляло удовольствие покоряться бесконечному и безудержному желанию Атеа. Теперь она понимала, что значит сродниться и душой, и плотью. Ей казалось удивительным, что мечту, оказывается, можно гладить, целовать, прижимать к себе.

Влюбленные отрывались друг от друга лишь затем, чтобы поесть, сходить к источнику или искупаться в море при лунном свете. Страсть пробуждалась и распускалась в теле Эмили под ласками Атеа, словно растение под жарким солнцем.

Молодой вождь был удивлен, узнав, что европейки устроены иначе, чем полинезийские девушки: те начинали испытывать наслаждение с первой же ночи, проведенной с мужчиной, и когда дело касалось плотской любви, не ведали запретов или стыда.

— Правда, что арики всегда берут себе несколько жен? — спросила Эмили.

Она одевалась, собираясь пойти с Атеа на местный рынок. Ей хотелось посмотреть, что можно купить на французские деньги.