Книга Кузина - Юлия Галанина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Утром Лишай долго стоял у двери, ухом к ней. Слушал.
Потом, держа топор наготове, отворил.
Героически шагнул наружу.
Ага, медведь терпеливо дожидался, пока он выспится. Тоже давным-давно спать ушёл. Наложил прямо перед крыльцом солидную кучу. Разворошил помойку, вскрыл яму-склад с замороженным мясом и рыбой. И там поел, и уволок полтуши домой, сволочь. Вокруг барака только что тропу не натоптал. На бревнах виднелись следы: когти точил. Видимо, всё-таки его тянуло на свежую пищу, а не вымороженную, как ледышка.
Если он будет наше мясо и рыбу есть, то где мы силы возьмем в земле ковыряться? На крупяной болтушке много не напашешь, выработка сразу упадёт. Неужели даже это не заставит Лишая с Клином как-то с медведем разобраться? Страшно ведь неимоверно, когда он за стеной бродит…
Лишай принял другое решение, осмотрев разоренный склад. За завтраком сказал скупо и веско:
– Замечу, что шевелиться медленнее стали, – выставлю на улицу ночевать. Жрите, что есть. И так не каторга, а смех один. Лучше воли.
Ему, конечно, насчёт воли виднее. Позавтракали молча и пошли на просеку к ямам.
* * *
– Хотел приглащить ваш, гошпожа Аль-Нилам, на новощелье, – неожиданно сказал в обед гном. – Медведь не дал.
– Я с радостью воспользуюсь вашим приглашением, дорогой господин Выдра, – не удержалась я от улыбки. – Когда это станет возможно. Я так давно не была на новоселье…
– Теперь не жнаю, когда уйду из барака, – заметил гном. – Никто жверя не держит, он будет наглеть. Лето далеко, шпать лечь не может, голова болит, – будет жлой. Еды хочет.
– Неужели до лета будем слушать, как он по ночам скрипит? – возмутилась я.
Гном ничего не ответил.
Только когда пришли в конец проходки и он снова взял в руки кайло, у него вырвалось:
– Теперь для меня жабой – отдых, барак – каторга.
Я только кивнула, что тут ещё скажешь.
Всё наперекосяк пошло с этой оттепелью. И Кузен молчит… Лучше бы и не находил, я бы постаралась забыть, что на свете есть Тавлея. Существует только то, что можно потрогать. То, что осталось в твоей памяти – не существует… Вдруг до одури захотелось, чтобы недавнюю крепь положили некрепко, чтобы рухнул сверху обвал и оборвал всё раз и навсегда, быстро и немучительно!
Искушение было настолько сильным, что я, катя порожнюю тачку по проходке, остановилась и стала присматриваться к столбам, держащим потолочный настил. Может быть, долбануть по одному? Зачем тянуть безнадёжное?
Выдру жалко, он-то тут при чём… А от его затеи с новосельем вообще горло перехватывает, даже здесь он пытается создать кусочек нормальной жизни. Но от этого ещё сильнее сдохнуть хочется, слишком уж контрастно.
* * *
Ночь прошла спокойно, медведь, видимо, переваривал мороженое мясо.
Лишай с Клином приободрились, словно это они его силой воли от барака отпугнули. У Лишая на радостях и потенция улучшилась: выбрал себе новую пассию взамен Мухи.
Под источающие жгучую зависть взгляды барака свеженазначенная повариха переместилась на правую, «чистую» половину. Возникла надежда, может, эта будет лучше предшественницы варить?
Хотя вряд ли. Пока медведь рядом бродит, те, кто днём в бараке остаются, носа наружу высунуть боятся, что в бараке из продуктов есть – то и варят, на склад ни ногой. За водой теперь толпа не меньше половины от всего населения барака ходит. Кто палкой вооружен, кто кайлом, кто лопатой. Глаза у каждой, как плошки оловянные. Еще бы: жутко.
В забое я услышала голос Кузена. Очень тихо, как дальнее эхо.
Даже сил обрадоваться не было.
– Здравствуй… – выдавила в ответ на вежливое приветствие.
– Я снова был в Тавлее, – без долгих предисловий сказал Кузен. – Выяснял, каков сейчас статус Аль-Нилама, раз тебя нет в галереях.
– Ну и?… – насторожилась я.
– Аль-Нилам пока находится под управлением опекунского совета, хотя ходят слухи, что скоро у него будет владелец. Такие вот пироги с котятами.
– Завтра я тебя не услышу? – уточнила я, хотя и так было понятно, что вряд ли.
– Проблемы, дорогая кузина, проблемы… – отозвался Кузен, и настала тишина.
Вот теперь, в вязкой тишине, прерываемой лишь равномерными ударами кайла Выдры, я осознала, что сказал Кузен.
Какие там к медведю злые Тауриды! Меня же свои вот-вот дома лишат! У Аль-Нилама будет владелец, как же! Я его владелец, и пока я жива, никто в моем замке долго не задержится!
Полускрюченная в низком сыром тоннеле, я задыхалась от бессильной ярости. Не-е-ет, сегодня же скажу надзирателям, чтобы передали, куда следует, мол, согласна я, к арфе и канарейке, к сытой жизни.
А, попав в Резиденцию, из кожи вон вывернусь, чтобы узнать, как попадает золото в магические миры!
Пешком вернусь в Тавлею и собственными руками сожгу Аль-Нилам, разметаю по камешку, чтобы никто чужой не бродил по плитам его пола! В Тавлее и без оберегов можно разжиться магией в обмен на немагическое золото. Причём для задуманного магии понадобится не так уж и много… Покажу я им, кто из нас госпожа дома Аль-Нилам!
Кончики пальцев стало покалывать мириадами крохотных иголочек. Ничего не понимая, я поднесла руки к лицу и увидела в полумраке, как пробегают по пальцам, пляшут над ногтями синеватые огоньки пламени. Опустила пылающие ладони к тачке, – и в свете огоньков увидела, что на её деревянных рукоятях остались следы пламени, подпалила, получается, в гневе, орудие своего труда.
От изумления даже ярость прошла. Ух ты, явная магия! Наверное, моё тело с рождения пропитано магией, как солёная рыба – солью. А немагическое золото здесь кругом, почти как в Тавлее. Остатки магии и проснулись. Жаль ненадолго.
Только ярость сменилась изумлением, – огоньки исчезли, спрятались. Вызвать снова их не получилось. Пришлось подхватить тачку и катить дальше.
На одной ярости далеко не уедешь. Надо спокойно всё обдумать.
Аль-Нилам. Мой Аль-Нилам…
Для знающего человека, знакомого с планом Тавлеи, достаточно увидеть мой герб, чтобы понять всё сразу. На щите чёрного цвета с золотой каймой пламенеющий грифон в поясе из трех жемчужин. Больше ничего.
На моём гербе нет всяких глупостей, вроде ромба, полагающегося дамам вместо щита, или там бантика на верхнем острие ромба, который изображают на гербах девушек.
У меня – мужской герб. Герб единственного наследника, но поскольку я женского пола, то наследницы Аль-Нилама.
Меньше всего на свете я бы хотела, чтобы оно было так, но так получилось… Мои родители не успели завести других детей к тому моменту, как началась очередная междуусобица. И я осталась одна.